— Марфа Тихоновна за телят отвечает, — подхватила другая телятница, лукавая рябая Паша, — она лучше знает. Ночей не спит. Жизнь свою кладет!
— Катерина эта — ей лишь бы что-нибудь выдумать! — сказала Тоня, обращаясь к скотнику Степану, который молча курил рядом. — Просто чтобы людям покоя не было!..
— Верно, — поддержал Степан, — никому покоя не дает. А мне так и сказала: не дам тебе покоя, пока ты жив. Вот тебе и всё.
— Товарищи, потише! — крикнул дед Антон. — Ну чего разгалделись? Вот человек хочет слово сказать, так ему не дают! Говори, Борис Иваныч!
Борис Иваныч Коноплин, старый член правления колхоза, обратился к Катерине. Глубокая морщина между бровями, твердый, неулыбающийся рот придавали суровое выражение его обветренному, загорелому лицу.
— А ты, Катерина, может, нам растолкуешь, для чего же телят костромичи держат в холоде? Какая же настоящая польза от этого? Нам вот это важно. А так-то что ж? Сказать-то все можно…
Катерина еще не собралась с духом после бури, которую только что вызвала. Она глядела на Бориса Иваныча, не совсем понимая, о чем он спрашивает.
Тогда поднялся Саша Кондратов. Черные цыганские глаза его горячо блестели на смуглом лице, и в голосе слышалось скрытое волнение:
— А польза от этого вот какая, Борис Иваныч! Вот вы как-то выступали на собрании, Борис Иваныч, что важно не только количество скота, но важно и качество. Вот тут и заходит речь о качестве. У нас коровы за лактацию сколько дают? По полторы, по две тысячи килограммов. Так?
Дед Антон утвердительно затряс головой:
— Да, мало, мало дают! Корма не те!..
— А в Караваеве… Маруся, прочитай, что ты там выписала.
Маруся развернула бумажку.
— Вот: корова Нитка дает двенадцать тысяч девятьсот восемь килограммов, — сказала Маруся.
Собрание охнуло:
— Двенадцать тысяч!
— Орлица — двенадцать тысяч восемьсот… — продолжала Маруся. — Гроза — двенадцать тысяч девятьсот сорок… а вот Послушница — шестнадцать тысяч двести шестьдесят два литра…
— Ну, да там коровы-то какие! — заговорили доярки. — Да нашим сроду не вытянуть и на пять тысяч, а не то что…
— Ну, и у них не сразу такие-то были! — вмешался дед Антон. — Эта Послушница тоже сначала три с половиной давала, а уж потом до шестнадцати дошла!..
— Ну ладно, — опять веско и сурово заговорил Борис Иваныч, — а вот при чем же тут холодное воспитание? Это я все-таки что-то не пойму. Обмороженные телята лучше растут, что ли?
— Дайте мне слово, — попросил Петр Васильич, который вошел в самый разгар споров и остановился у притолоки, — позвольте мне вам все это объяснить. Теленок не боится холода, а микроб холода боится. Значит, микроб погибает, а теленок избавляется от заболеваний. На холоде теленок хорошо ест. Это очень важно, товарищи, чтобы теленок много и хорошо ел, — это в будущем отзовется на удоях. Чем больше корова съест, тем больше даст молока.
— Это-то и без вас знаем! — крикнула доярка Тоня.
— Не прерывай, голова! — остановил ее дед Антон.
— У коров, которые дают вот такую высокую удойность, — продолжал Петр Васильич, — очень сильно напрягается организм — значит, надо еще в молодом возрасте подготовить организм к такому напряжению. Надо его закалять, закалять с первого дня жизни. Животное должно иметь хорошие пищеварительные органы, хорошие легкие, крепкое сердце. На холоде теленок растет бодрым, с хорошим аппетитом, весь организм его хорошо работает, у него отличный обмен веществ… Вот почему надо воспитывать телят на холоде. Если в раннем возрасте теленка не закалять, после не наверстаешь. Хоть корми потом корову, хоть раздаивай — ее слабый, изнеженный в тепле организм не может вынести такое высокое напряжение.
— А я вот читал, — живо, часто сыпля словами, заговорил Ваня Бычков, — я вот читал, что на Алтае и лето и зиму коровы пасутся на воле. Из-под снега копытами траву достают, и телята с ними!
— Все это где-то и у кого-то, — сказала вдруг Марфа Тихоновна, — то Алтай, то Кострома… А вот я слышала, что в какой-то стороне люди голые ходят, а еще в какой-то стороне лягушек да змей едят. А что Петр Васильич тут слов насыпал, так это, как я считаю, все пустой разговор. Телята у нас болеют потому, что простужаются. Будет новый двор — ни один не заболеет. А заболеет, так без этого, гражданы, не бывает! За ребятами вон как ходим, да и то болеют.
Петр Васильич развел руками:
— Вот вам и весь вывод, товарищи!