Славик предусмотрительно дернул Сашу за рукав, но тот сделал вид, что не заметил.
— Ну и что же, по-вашему, не устраивает вас в местах столь отдаленных? Например, в Ковыльной, куда мы все собираемся уезжать? — невинным голосом спросил Саша.
— Именно и не устраивает, что они столь отдаленные, — плоско скаламбурил Игорь.
— Все ясно как дважды два, — осклабился Саша. — Логика папенькиных сынков…
Славик опять потянул Сашу за рукав, но тот вцепился в Игоря как репей.
— Позвольте! — хлопнул он себя ладонью по лбу. — Как фамилия ваша? Аржанов? Так я и знал! — изогнулся он. — Слыхал, слыхал… Это, кажется, вы более трех лет пишете кандидатскую диссертацию?
Игорь приосанился, ответил с достоинством:
— Да, я работаю над диссертацией «Водоканализация в эпоху Римской империи».
— Ого, ничего себе… Очень современная тема… Ну и как работа — подвигается?..
— Мне едва дали отсрочку еще на год. Скоро закончу.
Саша обернулся к Максиму:
— Ты слыхал? Товарищ работает над диссертацией до седой бороды… Силен парень, а?
Саша захохотал, Славик тоже едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.
— Я не понимаю, — поджал губы Игорь. — Это не тема для шуток.
Словесная дуэль, к счастью, была прервана: в дверях столовой появилась Валентина Марковна и торжественно пригласила гостей к столу.
Прошло не менее часа. Отзвучали тосты за успешное окончание института, за преподавателей, за самостоятельную жизнь, за родителей, за дальние счастливые дороги. Особенно кудрявым красноречием отличались Бутузов и Черемшанов.
Веселье нарастало. Даже Серж Костромин, важно оттопыривая губы, провозгласил тост «за отважных молодых специалистов, подобно древним землепроходцам прокладывающих дороги в неизведанные земные просторы и соединяющих непокорные реки».
Сидел молча и цедил сквозь зубы слабенькое сухое вино Игорь Аржанов. Раздосадованный Сашиным острословием, никем не замечаемый и надутый, как индюк, он чувствовал себя здесь совсем лишним и только из упрямства не уходил, высокомерно поглядывая на всех. Неугомонный Саша и Славик не оставляли его в покое и за столом — то и дело метали в него ядовитые стрелы насмешек.
Максим все время был занят Лидией — они сидели рядом, как жених и невеста, и все старались отметить это в своих тостах.
Лидия развеселилась, ее и Галин смех, не затихая, звенел за столом. Иван Бутузов и Саша Черемшанов, тоже приведшие своих институтских подруг, отдали их на попечение Гали и Лидии. Девушки — сероглазая пухленькая Вероника Стебелькова, подруга Бутузова, выпускница того же факультета, что и Галя, и прямая, угловатая и некрасивая, но с удивительно глубокими черными глазами, Тося Иноверцева, весьма строгая девушка, к которой Саша давно был неравнодушен, — сидели на другой половине стола, занятые своими девичьими секретами.
Они, казалось, нисколько не обижались на своих кавалеров за невнимание. Их отношения еще не сложились в любовные: они, как было принято говорить в студенческой среде, только дружили, а дружба могла и не перерасти в любовь, а остаться дружбой надолго, может быть, на всю жизнь.
Бывают минуты среди самого бурного веселья, когда все вдруг ненадолго притихнут — то ли задумаются и загрустят, то ли пожалеют о чем-то. Такая минута наступила за столом — среди пирующих. Как будто все разом подумали, что сидят вместе в последний раз и, может быть, никогда не соберутся вновь. Саша Черемшанов перестал дурачиться и посерьезнел. Притихли Славик и Ваня Бутузов, примолкли девушки…
Миша Бесхлебнов сидел перед ними как живое напоминание о том, что всем предстояло пережить, удачно или менее удачно — все равно. Его орден напоминал об уже свершенном им большом подвиге.
— Товарищи! Давайте — споем, — предложил Черемшанов и, вставая, поднял длинную-костлявую руку.
Его поддержали.
— А что? — спросил Славик.
— «Шумел камыш, деревья гнулись…», — диссонансом ворвался в общее приподнятое настроение насмешливый, точно липкий голос Игоря. — Тоже нашли удовольствие — горланить песни. У меня есть предложение идти танцевать.
— Мы против такого предложения, — заявил Бутузов.
— Петь, петь! — закричали девушки и захлопали в ладоши.
Никто не заметил, как Максим встал, кинул яростный взгляд в сторону Игоря.
— Почему, собственно, «Шумел камыш…»? По какому праву вы еще насмехаетесь? Если вам не нравится петь, можете уйти… — среди общей тишины раздался его голос.
Игорь заморгал красными веками, надул щеки, не зная, как отразить удар.
— Собственно… Я, конечно, могу уйти… Я не возражаю, — забормотал он.