— Макс., перестань! Как не стыдно! Ведь Игорь — твой гость, — всплеснув руками, ужаснулась Галя.
— Ты что? Совсем опьянел или одурел? — шепнул Максиму на ухо Славик.
— Так мне уйти? — спросил Игорь, вставая. В лице его было что-то растерянное, глупое…
— Да! — отчеканил Максим.
Лидия смотрела на него изумленно. Бесхлебнов одобрительно улыбался с другого конца стола.
— Ну что ж… Я уйду, — сказал Игорь и покачнулся — от шампанского его разморило. — Серж, идем, — потянул он за руку Костромина.
Все молчали.
— Ты тоже хочешь танцевать? — насмешливо спросил Максим у Сержа.
— Нет. Я тоже, пожалуй, уйду, — ответил Костромин. — Должен тебе сказать, Максим: хозяин обязан быть вежливым со всеми, как бы ни неприятен был ему какой-нибудь гость. До свиданья, товарищи, — любезно откланялся Костромин и зашагал к двери.
— Дипломат, — громко пустил ему вслед Максим.
— Что такое? Что случилось? — послышался испуганный голос Валентины Марковны.
Она стояла у двери, держа в руках блюдо с тортом, загораживая дорогу Костромину и Аржанову.
— Куда вы, Сержик, Игорек? Почему так рано уходите?
— Спросите у своего благовоспитанного сыночка, — с возмущением бросил Серж. — Прощайте…
И оба солидных гостя удалились. Было слышно, как в прихожей Костромин успокаивал Игоря.
— В чем дело, Макс? Что ты тут натворил? — спросила Валентина Марковна, подходя к столу.
— Ничего особенного, мама. Я уже тебе говорил: гостями ведаю я, — улыбнулся Максим.
Губы Валентины Марковны дергались. Ничего больше не сказав, она вышла. Галя и Вероника набросились на Максима:
— Все-таки ты не прав, Макс. Так унизить людей. Это похоже на сведение личных счетов.
— Ты права, Галя, у меня с Аржановым личные счеты, — холодно ответил Максим.
Лидия все так же пытливо, но без осуждения смотрела на него.
— Бесстыдник, разошелся… Тоже мне, командир, с отца берет пример, — убирая грязные тарелки, ворчала Перфильевна. — А мать сидит теперь на кухне и заливается слезами.
Все, за исключением Лидии, Саши и Бесхлебнова, стали журить Максима.
— Дорогие друзья, — вмешался Черемшанов. — Собственно, о чем вы жалеете? Ведь они, эти два пижона, среди нас были совсем лишние. У них — свой кодекс жизни, у нас — другой. Мы на взлете, они — на мели. И им с нами не по пути.
— Правильно, Саша, — поддержала Черемшанова молчаливая Тося Иноверцева. — Ушли — и ладно. Скатертью дорога.
— Братцы! А правда, без них, индюков этих, стало вроде как просторнее, — послышался уже пьяненький тенорок Бутузова, — Запевай, Сашка!
Черемшанов взглянул на Мишу Бесхлебнова и затянул:
Максим потянул тихонько Лидию за руку. Она вопросительно взглянула на него, но тут же поняла. Он увлек ее в свою комнату, подвел к раскрытому окну. Прохлада ночи струилась с улицы вместе с затихающим шумом, с неизменным запахом бензиновой гари…
С восьмого этажа был хорошо виден широкий новый проспект. Посверкивали окна домов, сияло, вонзив шпиль в темное небо, высотное здание на Смоленской. А правее, на далекой горе, как огромный корабль в океане, проступала из ночной мглы светоносная громада университета. И мелкими, едва заметными казались с высоты красные и белые огоньки бегущих по проспекту автомашин.
— Вот здесь, у этого окна, я стоял в тот вечер, когда ты уехала, и думал о тебе, — сказал Максим.
— Плохо думал, да?
Он притянул ее голову к себе. Они стояли несколько минут молча. Она доверчиво прижималась к нему и не противилась его поцелуям.
— Я не знала, что ты такой… вспыльчивый… — прошептала она. — Как ты сразу обрезал этих двух…
— А ну их, — ответил Максим с досадой. — Это та тинистая заводь, которой я счастливо избежал.
— О чем ты?
— Да все о том же… о попытке матери удержать меня в Москве.
— Ты в самом деле не жалеешь, что уезжаешь? Или тебе не хочется, но ты все-таки едешь?
— Откровенно говоря, не особенно хочется, но еду.
— Почему?
— Практика — лучшая школа. — Максим шутливо добавил: — Потому что этого хочешь и ты.
Она быстро отодвинулась от него.
— Значит, попроси я — ты остался бы?
Максим ответил:
— Не знаю. Ну, если бы захотела только ты… Но когда советуют эти, не хочу! Мне противны ходатаи, все эти благонравные удачники — игори, сержи. Я, может быть, с Мишей Бесхлебновым уехал бы… А впрочем, все равно куда, скорей бы стряхнуть с себя эту липкую пыль, ухватиться за главное, ради чего я сидел в институте пять лет. И уехать, зная, что ты моя жена…