— Вот именно, не изменилось! — бросил Север зло. — Любит! Не нужна мне больше ТАКАЯ любовь! Хуже ножа она мне!
Белов замолчал, машинально взял со стола сигареты, выщелкнул одну, прикурил, цокнув зажигалкой. Сумрачно затянулся.
— Продолжай, — деликатно предложил Павел.
— А что продолжать? Все вроде ясно… Я банкрот, Паша. Родину у меня отняли, веру в людей отняли, идеалы мои поставили на «хор». Единственное, что я еще имел, — это любимая женщина, Милка, жена. Но она бросила меня! Предпочла мне свое блядство, возможность безнаказанно утолять нимфоманскую похоть, заниматься групповухами со всяким блатным сбродом! Она избавилась от живого укора в моем лице, избавилась от собственной совести! Ну и ладно! И плевать! Зачем ты спас меня, Паша?!
Север дрожал. Тряслись его руки, губы, ресницы. Мелко дергался огонек сигареты. Павел успокаивающе поднял руку.
— Ты несправедлив, брат. Милка твоя больна. Ну не может она обходиться без групповух, не может не подвергаться регулярным изнасилованиям, физически не может! Умирает она без этого, в прямом смысле умирает! Да ты сам прекрасно знаешь: если мозг Милки не получает время от времени определенных психофизических импульсов, то ее организм начинает разрушаться! И почему Милка сбежала, тоже прекрасно знаешь! Но ведь страдает девка отчаянно — и без тебя страдает, и от блядства своего!
— Толку-то от ее страданий… — пробормотал Север. — Да и о чем говорить, если я даже не знаю, где она, где ее искать…
Кузовлев замялся. Какое-то время он молчал, будто зондируя взглядом друга. Наконец решился.
— Я знаю, где сейчас Милка, — медленно произнес Павел. — Ох, не хотел я тебе об этом сообщать… Надеялся, что ты забудешь ее, излечишься от своей любви… Боюсь я за тебя, Север. Но выбирать не приходится…
— Не надо! — выкрикнул Белов. — Не говори мне о ней! Я ничего не хочу знать! Такую я больше не могу терпеть ее! Лучше сдохнуть!
— Остынь, — попросил Павел. — Я не сказал главного. Я знаю, как вылечить Милку. Точнее, как ТЫ можешь ее вылечить.
— Что?! — Север вскочил. — И ты молчал до сих пор?! Ну ты и садист, Паша!
— Я боялся за тебя, — повторил Кузовлев. — Чтобы выполнить мой план, тебе придется пройти по очень тонкой грани между жизнью и смертью. И провести по этой грани Милу. Мало того: ты должен будешь стать для нее совсем иным человеком. И я не уверен, выдержит ли твой разум предназначенную тебе роль. Причем конечного успеха никто не гарантирует…
— Говори! — Север вновь уселся напротив Павла. — Это все же хоть какая-то, да надежда. А любая надежда лучше безнадеги. Говори, Паша.
— Что ж… Причину возникновения и особенности течения Милкиной нимфомании ты знаешь, поэтому обсуждать их не будем, сразу перейдем к главному. Анализируя личность твоей жены, я сделал следующий вывод: мы можем сломать механизм реализации ее болезни. Точнее, развернуть его в другую сторону. Ты должен…
3
Слушая друга, Север несколько раз вскакивал со стула, принимался ходить по кабинету Кузовлева, затем вновь садился за стол. Белов был явно возбужден.
— Да, ты прав, Паша… — повторял он время от времени. — Ты полностью прав. Действительно, сейчас самый подходящий момент… Значит, говоришь, звонила она? Почувствовала, что я умираю? Вот стерва!..
Последнюю фразу Север произнес почти восхищенно.
— А еще учти — пока ты валялся в отключке, я сделал тебе пластическую операцию, — добавил Кузовлев. — Не хотел, чтобы ты об этом знал до поры, поэтому убрал из твоей палаты все зеркала. Но теперь посмотрись!
Север подошел к висевшему на стене зеркалу, внимательно изучил свое новое лицо.
— Ты волшебник, Паша! — воскликнул он наконец. — Моя рожа практически не изменилась — и все же это совершенно другой человек! Да ты просто художник, брат!
— Микрошрамов от пластики не осталось, рассосались так, словно и не было никакого вмешательства! — сообщил Павел. — Это уж твой феноменальный организм сработал, я тут ни при чем.
Белов действительно обладал феноменальными и необъяснимыми возможностями. Север не мог ничем заболеть — любая инфекция, даже самая страшная, попадая в его организм, мгновенно уничтожалась. Шрамы исчезали бесследно, стягиваясь сами собой. И вообще, словно сама Судьба предначертала Белову стать тем, кем он был до сих пор: санитаром общества, мстителем-одиночкой, идеальным бойцом милостью Божией. Ибо отпечатков пальцев, например, Север не оставлял: после его прикосновений на предметах оставался не рисунок папиллярных линий, а лишь бесформенные пятна, не подлежащие идентификации. Еще он умел сделать так, чтобы человек, встречавшийся с ним ранее, не мог его опознать при следующей встрече. Или принял бы за кого-то другого, за кого Белов хотел себя выдать. Мог Север также обнаруживать любую слежку и уходить от нее, будто растворяясь в пространстве… Многое он мог. Только это не делало его счастливее…