В конце концов месяц назад Алешин прибегнул к коварному плану, который был до гениальности прост. «Ее просто нужно напоить, чтобы снова сблизиться» – подсказало сердце. Вместо этого напился сам, да так, что еле ворочал языком. Тело не слушалось, язык говорил, не то что хотел. Мелентьева же была предательски трезва и лишь с издевкой наблюдала за его попытками объясниться. Все началось вполне невинно с разговора про автоматы Калашникова и осколочные ранения, а закончилось грандиозным скандалом.
«Ты бессердечное чудовище! – кричал тогда Алешин. – Что мне сделать, чтобы ты обратила на меня внимание?»
«Выпрыгни в окно» – ответило равнодушное сердце Марго.
Он и прыгнул с третьего этажа. Каким-то чудом не сломал себе ноги. Может, потому что был пьян. Пьяницам, как известно, всегда везет в вопросах прыжков и ударов. Муз ему сказал потом, что трезвым он точно бы переломал себе ноги вместе с ребрами или напоролся на ржавый крюк.
Мелентьева же даже не думала извиняться. Натянула высокомерную улыбочку и вела себя как ни в чем не бывало. Ни грамма раскаяния, сочувствия или поддержки. Так неожиданно любовь Алешина стала превращаться в неприязнь и ненависть. После полета они свели общение к минимуму – только на время заданий. Но там уже от души кололи друг друга ядовитыми иглами сарказма. Иногда Алешин лежал на своем старом обшарпанном диване и сочинял наперед колкие фразы и ситуации. Просчитывал вероятные реплики Марго, как комик перед выступлением. Даже думал записать, чтобы наверняка не забыть. Это мелентьевское чудовище в подготовке не нуждается – стреляет словом словно автоматом.
Пока Никита Алешин в своей голове проводил очередное заседание на тему неприемлемого и возмутительного поведения одной наглой особы с высокомерной улыбкой, погода совсем разбушевалась. Финский залив превратился в черное бушующее варево. Будто чья-та неведомая рука включила газ где-то внутри земли, так что финский залив стал одним большим кипящим бульоном. А теперь пришло время забрасывать мясо.
Ветер поднимал волны. По своей высоте они долетали до края дамбы и дороги словно сумасшедшие качели. Но на этом он не остановился. В небе хаотично сверкали молнии.
Буханка задрожала – ее мотнуло в сторону, но Псих сумел удержать руль. Еще один удар ветра – внутри задрожали стекла. Марго чуть не отлетела в сторону. Неожиданно желудок Алеши сделал сальто. Он изумленно уставился на друзей, испытав чувства, которые никогда не испытывал. Он полетел.
– Мать вашу! – закричал Псих.
Буханка приподнялась на несколько сантиметров в воздухе.
– Мля, мы чо летим? – Муза мало что могло заинтересовать и тем более удивить. Он всегда прибывал в пограничном ровном настроении, которое колебалось от приятной до хмурой индифирентности. Но теперь в его глазах появился детский восторг.
– Типа того!
– Мама! – крикнула Марго, она подпрыгнула на сидении и чуть не отлетела в сторону, но Алешин ловко поймал ее и вернул на место.
Полет длился пару долгих и захватыапющих минут, буханка благополучно приземлилась, но на этом ее проблемы не закончились. Ветер принялся швырять на дорогу все, что сумел найти: дорожные указатели, ржавые велосипеды, листы ржавчины, даже лодку без дна.
Псих истошно матерился. Он удачно маневрировал и каждый раз после опасного приближения победно вскрикивал и оборачивался. Со стороно могло показаться, что ветер еще больше злился из-за неудач. Как же так? Поймать врасплох случайных путников и тут же упустить их? Ветер предпринял последнюю попытку и попал в яблочко. Дорожный знак «СТОП» протаранил лобовое стекло и чуть ли не сделал дыру в груди Марго. Алешин и тут страховал – повалил ее на пол.
– Уф! Кабан! Слезь с меня! – Марго пыталась выбраться и колотила его кулаком.
«Благодарности не дождешься. Что за скотский характер!» – подумал Алеша.
Псих не останавливался – до конца дамбы оставалось не так долго. Они так и ехали с дорожным знаком в кабине автомобиля. Муз попутно фотографировал Псих на свою камеру.
– Нашел время, мать твоооооо–вовововово…
– Ю, – закончил Муз и еще раз сфотографировал Психа с дорожным знаком.
Тем временем пассажиры поднимлись с пола. Марго отряхивала куртку. Алешин не стал себя утруждать этим – всегда было все равно на грязь. Дома отряхнется потом, может быть и не факт. Он сел обратно на свое место и завороженно смотрел в окно.