Я наклоняю голову, глаза пляшут между одеялом и ее холодным взглядом. — Тогда, пожалуй, я помогу тебе еще раз, только на этот раз на пол упадет одеяло, а не твое платье.
Я улыбаюсь при мысли о последнем бале, но прежде чем мои пальцы успевают сомкнуться вокруг ее пальцев, она спускает одеяло до лодыжек.
Она стоит так близко ко мне, одетая лишь в облегающие шорты и шелковистую майку. Она дразнит меня, дразнит меня, дразнит меня. Прошлой ночью я не мог разглядеть черную ткань, прилипшую к ее телу, она сливалась с окружающей нас темнотой. Но теперь я вижу ее, вижу отчетливо.
В ее глазах горит огонь, обжигающий и захватывающий дух. — Просто для ясности, принц, мне не нужна твоя помощь — ни в переодевании, ни в чем-либо другом.
— О, конечно, нет. Полагаю, ты выдаешь желаемое за действительное.
Она рассмеялась. — А ты не можешь не быть бесстыдным флиртом?
— Очевидно, нет, когда с тобой.
— О? А кем же еще ты являешься, когда находишься рядом со мной?
Она заставляет меня сглотнуть, заставляет меня нервничать. — Дураком.
Улыбка, которую она мне дарит, в равной степени забавна и маняща. — Только когда ты рядом со мной?
— Только для тебя.
Ее глаза встречаются с моими, и она замолкает, внезапно затихая. Я делаю небольшой шаг вперед, и она делает шаг назад, прижимая ноги к краю кровати. Я сглатываю, пряча хмурый взгляд.
Почему она отстраняется?
— И поскольку я тоже становлюсь как-то добрее, когда нахожусь рядом с тобой, я должен поблагодарить тебя. Еще раз. — Не думаю, что я когда-либо говорил с кем-то так мягко, успокаивающе. И что пугает меня еще больше, так это то, что я не думаю, что когда-нибудь буду говорить с кем-то, кроме нее.
Моя рука внезапно касается ее запястья, и я наблюдаю, как она поднимается вверх по руке, как призрачное прикосновение проходит по ее коже. Мурашки следуют за моими пальцами, вызывая улыбку на моих губах.
Затем я снова накручиваю на палец клок шелковистых волос. — Спасибо, Пэ. За прошлую ночь.
Она вздрагивает, но ее румянец все еще очень заметен. Я не могу побороть улыбку, расплывающуюся по моему лицу: — Несмотря на мое желание помочь, ты, кажется, все еще перегрета.
— И в этом, похоже, виноват ты. — Она едва не выпаливает эти слова, похоже, досадуя на себя.
Я с ленивой усмешкой заправляю прядь серебристых волос ей за ухо, позволяя пальцам задержаться. — Ты признаешь, что я заставляю тебя краснеть? Заставляю нервничать?
— Раздражать? — снабжает она. — Потому что ты определенно это делаешь.
Я отворачиваюсь, качая головой. — Лгунья.
— Меня выдала моя левая нога или ты сам пришел к такому выводу? — ровно спрашивает она.
Мой взгляд снова перемещается на нее, голубую и обескураживающе красивую. Затем мой взгляд опускается на ее губы, мягкие и вытянутые в хмурую гримасу, которую она, кажется, пытается удержать на лице.
Я подхожу еще ближе. Она наклоняется.
— Я не могу оторвать от тебя глаз настолько, чтобы наплевать на то, что вытворяет твоя нога. Так что да, я пришел к такому выводу самостоятельно.
Ее взгляд горит, буравит меня, умоляя подойти ближе.
И я подхожу.
Я не могу от нее оторваться.
Я не хочу от нее отходить.
Я убираю волосы с ее глаз, провожу пальцами по ее коже. Простое прикосновение к ней вызывает во мне шок, заставляет мое сердце бешено колотиться. И я знаю, что она тоже это чувствует. Ее глаза перебегают с меня на рот, ресницы трепещут.
Я больше не могу. Я не могу остановить себя от того, чтобы хотеть этого. Хотеть ее.
Я придвигаюсь ближе, ее губы раздвигаются, и…
И что-то впивается мне в горло.
Какого черта…
Она прижимает этот чертов ботинок к моей шее.
— Я должна идти. — Ее слова — едва ли больше, чем шепот, прижатый к моим губам, как будто она говорит сама с собой, напоминая мне о том времени под ивой, когда она произнесла те же неуверенные слова.
Я прочищаю горло, распутываю руки с ее волос и выпрямляюсь.
Что, черт возьми, только что произошло? И почему, черт возьми, ничего не произошло.
— Точно. У тебя будет достаточно времени, чтобы нарядиться для моего брата сегодня вечером. — Я не пытаюсь скрыть свою горечь, свою ревность, свое замешательство.
Она хочет видеть меня без маски? Отлично. Пусть видит все это. Пусть видит мое разочарование в чувствах, в которых она виновата.
Она вздрагивает.
Девушка, которая убивала волков, преодолевала горы и выживала в трущобах, просто вздрогнула. Я никогда не видел ничего подобного. И никогда не думал, что увижу. От этого зрелища у меня замирает сердце, мне хочется заключить ее в свои объятия и прижать к себе.