Тогда я дарю ей кое-что — улыбку. Улыбку, предназначенную только для нее.
Я ничего не могу ей сказать, нет времени дразнить ее дразнящими словами, хотя бы для того, чтобы она осталась в живых достаточно долго, чтобы ударить меня по лицу, когда все это закончится.
Поэтому я ничего не говорю.
Я поднимаю руку и, задержав на ней взгляд, не вижу ничего, кроме воздуха перед собой.
Чума, — сияющая ухмылка, которую она мне дарит, просто великолепна.
Она поднимает руку, щелкает воздух и…
А потом она исчезает.
Глава 55
Пэйдин
Сегодня тот самый день. На самом деле, сегодня, возможно, мой последний день.
Имперец подводит меня к проему на другом конце лабиринта и оставляет там, чтобы я смотрела на нависающие стены листвы, которые смеют меня впустить. Не смею заблудиться в его поворотах.
Просто выжить сегодня. Это все, что от тебя требуется.
Звук щелкающих веток и извивающихся изгородей изнутри лабиринта говорит мне о том, что пути снова меняются. Лабиринт движется.
Из-за движения слева я поворачиваю голову в сторону молодой девушки с блестящими немигающими глазами, которая смотрит на меня с поднятой над головой рукой, проецируя, как я надеюсь, безэмоциональное выражение лица на один из гигантских экранов, чтобы все могли видеть. Должно быть, десятки таких экранов терпеливо ожидают нас в лабиринте, готовые транслировать кровопролитие.
Я сохраняю спокойное выражение лица, поворачиваясь к открывшемуся передо мной лабиринту, хотя мне не терпится поскорее войти внутрь и покончить с этим.
После сегодняшнего дня все изменится.
— Пусть начнется последнее Испытание.
Я едва слышу слова короля, которые эхом разносятся по арене, пока их не заглушают крики обезумевшей толпы. Я отгоняю свои мысли, смотрю на открывшийся передо мной проем и ожидающие стены.
А потом я бегу.
Как только я ступаю в лабиринт, меня накрывает одеяло теней. Темно и сыро, но я не сбавляю темпа. Я бегу по дорожкам из растений и живых изгородей и останавливаюсь, когда передо мной встает первое решение.
Налево или направо.
Времени на обдумывание вариантов у меня нет, поэтому я поворачиваю налево и сразу же оказываюсь перед тем же самым решением.
Направо.
Я бегу, бегу и…
Тупик.
Я возвращаюсь назад, поворачиваю налево, а не направо, и набираю темп, несмотря на легкую отдышку. Я впадаю в рутину случайных догадок, прослеживаю свои шаги и ругаюсь. Много-много ругательств.
— Черт возьми! — кричу я, не обращая внимания ни на что, кроме шестого тупика, в который мне довелось зайти. Я поворачиваюсь на каблуках и иду обратно, едва взглянув на Зрение, которое только что стало свидетелем и записало мой маленький взрыв. Я вздыхаю, чувствуя, как притупляются чувства в этом сыром лабиринте. Крики людей снаружи приглушены слоями густой листвы, отделяющей меня от них.
Здесь жутко тихо, только стук моих ног, колотящееся сердце и прерывистое дыхание заполняют тишину.
И тут лабиринт меняется.
Тропинка, на которой я стою, сужается, живые изгороди по обе стороны от меня сжимаются.
Меня вот-вот раздавят.
Это мой кошмар. Мой самый страшный, клаустрофобный кошмар.
Я мчусь к концу тропинки, где меня ждет еще одна, которая не движется и не раздавит меня, если я успею вовремя. Легкие горят, ноги подкашиваются на песке от каждого спотыкающегося шага.
Ветки, листья и густая зелень ощетинивают мои плечи с обеих сторон, угрожая поглотить меня целиком, пока они продолжают приближаться. Но я продолжаю бежать к своему спасению, к тропинке, которая ждет меня всего в нескольких метрах.
Ветки и колючки, которых я раньше не замечала, рвут кожу на руках, не давая покоя, а стены продолжают давить на меня. Еще немного, и я окажусь в ловушке между листвой, пронзенная ветками и колючками.
Мертва. Я умру, если не выберусь. Сейчас.
Я ныряю.
Сильно ударяюсь о чистую дорожку, перекатываюсь, чтобы не упасть.
И в этот момент в ноге вспыхивает боль.
Лежа на боку, вздымая грудь, я проследил за жгучими ощущениями в левой ноге — той, что застряла между двумя живыми изгородями, которые теперь сплелись вместе.
С губ срывается придушенный крик, и я зажимаю рот рукой, чтобы подавить его. Красная, горячая кровь течет по ноге, капая на песок под ней. Я сажусь, пытаясь успокоить дыхание, и трясущимися руками тянусь к лодыжке, которую едва прикрывает разорванный ботинок.
Я наклоняюсь вперед и вцепляюсь когтями в переплетение ветвей, листьев и колючек, опутывающих мою ногу. Едва успев отломить ветку, я еще никогда так не жалел о своем кинжале, как в этот момент.