— Де ж ты був так довго, Володю, — с типичным харьковским говорком встретил вошедших в кабинет начальник отдела уголовного розыска областного управления А. И. Кузьменко.
— Мы, тебя, Кирсанов, по краже шукалы и по убийству.
— А-а-а! — только теперь осознал роковой в своей жизни промах Кирсанов. Но применять силу было поздно, щелкнули на запястьях наручники…
В квартире у одной из приятельниц Кирсанова был найден пистолет, тот самый, из абайской сберкассы, маска и крупная сумма денег.
Вся операция заняла двенадцать часов. И на то, чтобы выспаться до завтра, еще оставалось время.
Х. СУЛТАНГАЛИЕВ,
полковник милиции в отставке
КТО, ЕСЛИ НЕ МЫ?
С недавних пор часы для Анастасии Ананьевны Грязновой приобрели особую значимость. Поглядывала на них, ждала сына. По вечерам, когда за окнами быстро темнело, ей казалось, что стрелки еле-еле движутся. Борис стал приходить поздно. После уроков в школе ненадолго забегал домой, торопливо ел, рассказывал матери школьные новости и убегал снова.
— Патрулируем сегодня. В районе железнодорожного, — говорил он, уже стоя на пороге, высокий, стройный, весь стремление, порыв.
«Вырос как, — оглядывая сына, радостно удивлялась она, — вот опять пальто коротко стало, да и рукава чуть не по локоть».
— Ты уж там поосторожнее, Борис!
— Ладно, мам!
И она оставалась со своей, тревогой. Когда приходил с работы муж Георгий Алексеевич, шофер автобазы, становилось немного легче. Накрывала на стол, разогревала еду. Но тревога не отступала. Когда раздавался привычный стук сына в дверь — три раза частых и еще один после паузы, она бросалась открывать.
Помогая снять пальто, незаметно старалась прикоснуться к рукам, плечам сына, ощущая их молодую теплую крепость, а он, стряхивая снег, смеялся:
— Ну, что ты, мама! Я же не маленький. Дай я сам повешу…
А сегодня шапка у Бориса как-то странно, боком сидела на голове, он отворачивался от матери.
— Кто же это тебя так, сынок? — всплеснула руками Анастасия Ананьевна, сняв шапку.
На лбу Бориса темнел, расплываясь, огромный синяк.
— Да так, хулигана одного задержали. Катит на машине зигзагами. Ну и…
— Рыжий? В веснушках? — спросил Георгий Алексеевич.
— А ты откуда знаешь, пап?
— Да как же не знать! Наш же шофер. Дзюба. Пьет часто. Завгар говорил, что его сегодня задержали. Давно надо было это сделать.
Вскоре пришел одноклассник Бориса Николай.
— Выйдем-ка, Боря. Разговор к тебе есть.
Они вышли во двор.
— Вот что, — решительно начал Николай. — Нынче комсомольский патруль дядьку моего задержал.
— Кого?
— Дзюбу. Права у него отберут теперь — это факт. А он, знаешь, какой человек? Один ходит на медведя в горах Тарбагатая.
— Ну и что?
— А то, что вы перед ним — мелочь пузатая. Вот что! И туда же…
— Он был пьян, — сухо отрезал Борис.
— Так ведь ничего же не случилось!
— Могло случиться. Ехал-то как! Петляя, как заяц.
— Боря, ты не говори там, в милиции, что он выпивши был, ладно?
— Там уже без меня разобрались.
— Ну скажи им — ошибся, поспешил, мол, показалось, что выпил… Тебе поверят.
— Я этого делать не буду!
— Что тебе, больше всех надо? Ты и так — активист, в передовых ходишь. Он же дядька мне родной.
— Подлец ты, Колька! — медленно произнес Борис.
— Что? — Николай угрожающе шагнул вперед.
На шум прибежали отец и мать Бориса. Кое-как разняли ребят. Облепленные снегом, без шапок, они стояли готовые схватиться снова.
— Что случилось? Чего не поделили? — допытывалась Анастасия Ананьевна.
Николай зашагал прочь.
Борис все рассказал отцу. Мать не вмешивалась. Мужчины. У них дела и разговоры свои, мужские.
Георгий Алексеевич вышел из комнаты, тихо затворил за собой дверь. Встретил взгляд жены, полный тревоги.
— Ничего, мать, — только и сказал он. — Молодец у нас Борис! Правильный мужик растет. Погрей чайку. Почаевничаем да и успокоимся.
Она налила в чайник воду. Задумалась. Давно ли Борис был маленьким, а теперь совсем взрослый. Много у него появилось дел, комсомольских поручений. Везде он первый, нетерпим к несправедливости — это радовало и волновало материнское сердце. Учится отлично, заканчивает школу, в институт бы поступил… А Борис заладил одно: шофером буду, как отец! Рубах не настираешься отцу, все в автоле да мазуте. А когда гололед? А метель заметет, что нередко в этих краях! Только беспокойство да тревоги…