Он не закончил мысль, в кабинет вошли два паренька — русский и казах, вошли смело, будто много раз были здесь.
— Нам надо старшего уполномоченного уголовного розыска капитана милиции Конягина, — сказал русский, небольшого роста, веснушчатый и улыбчивый. Выговорив длинную фразу, он не сдержал смешок.
— Это я, — представился Конягин. — А вы Кадырбек и Анатолий?
— Мы такие, — не улыбнувшись, ответил казах. — Он — Анатолий Попов, я — Кадырбек Утешев.
Кадырбек был высок и очень смугл. Черные глаза смотрели серьезно, даже строго. Ребята покосились на Кныша.
— Этот свой, — успокоил их Конягин. — Журналист Кныш Алексей Александрович. Не стесняйтесь. — Ребята с любопытством взглянули на худого, длинного очкарика, фамилия которого, по-видимому, им была знакома. Заговорил Анатолий.
— Мы засекли ту девушку, которая плакала. Вам капитан Воронин про нее говорил?
— Говорил, говорил, — несказанно обрадовался Конягин. — Где она, адрес знаете?
— Где, не знаем, — вздохнул Анатолий. — Узнали, что зовут ее Марица, а с таким именем не потеряешься, правда, Кадыр? Теперь найдем.
— Найдем. Она в баре бывает, на набережной. Туда так не пройдешь, по пригласительному только. Но мы пройдем. — Кадыр говорил так уверенно, что сомневаться не приходилось: и пройдут, и найдут.
— А как же вы ее засекли? — поинтересовался Конягин. — Если не секрет.
— Секреты — у вас, у нас — примитив, — засмеялся Анатолий, — грубая работа. Дали клич по всем пацанам, которые выше нашей остановки живут по двадцать девятому маршруту. И свидетель нашелся. Видел, говорит, Марицу, села в восемь двадцать в автобус на остановке возле Дворца пионеров, в автобусе ревела. Сошла на остановке возле гостиницы, тот парень тоже там сходит. Взяла такси и поехала в город. Парень говорит еще — ей лет семнадцать, нигде не учится…
Анатолий заверил:
— Найдем, товарищ капитан, честное комсомольское, найдем. У нас сегодня времени много, суббота — не работа.
— А работаете вы где?
— В ателье телевизионном, что на Пушкина, знаете? Оба там. Перед армией поучимся… Сгодится…
Конягин подошел к друзьям, обнял их за плечи.
— Спасибо, хлопцы, вы и так уже помогли. Теперь давайте так, уговор дороже всего: у вас — чистая разведка, никаких проникновений в дома, задержаний и захватов.
Парни засмеялись. Конягин тоже.
— Если что узнаете — ко мне сразу. Меня нет — к дежурному, он найдет. Есть?
— Есть, товарищ капитан. Что к чему понимаем. Парни ушли. Конягин тут же взял трубку, набрал номер.
— Адресное бюро? Конягин из Заводского, здравствуйте. Запишите: Маркин В. Б. Других данных нет… Имени не знаю, год рождения тоже… Хорошо, только побыстрей.
Положил трубку, повернулся к Кнышу.
— Дело вот в чем, я не договорил, юные сыщики прервали. Не скрою, телефонный звоночек очень подлый, он меня испугал. Сначала. Отчаянные, подумал, со следователем расправились, корреспонденту грозят. Нет, брат, так не бывает. Звонят и предупреждают — это, мол, за Лину и Нину. Они же адрес точный дают: ищите вокруг этих подруг. Есть смысл во всем этом?
— Есть, — сказал Кныш. — Я уже говорил, осведомленный человек звонил. Значит, в той команде искать надо. Кто знал, что Лучков — следователь? Он же в тренировочном костюме был, народу уже почти никого, увезли сразу его. А тот знает.
— Не спорю, не спорю, осведомленный. И команду ту, как ты говоришь, знает и о преступлении знает. Может, он там был? Я сейчас этой Марицей займусь, что это еще за штучка такая? Несовершеннолетняя, если у моих следопытов данные правильные.
Кныш встал.
— Пошел я, Миша, работай. У меня статья лежит в номер. Чуть что, звони.
— Ты сам позванивай, я, правда, уйду сейчас… Но к шести буду, приходи, вместе в больницу пойдем.
В дачном домике на этот раз было неубрано. На столе бутылки — коньяк, пепси-кола, разбросаны как попало колбаса, сыр, хлеб, помидоры. Высокий рыжеволосый молодой человек с приятными, мягкими чертами лица, тоненький в талии, сидел за столом, как чай, прихлебывал из стакана коньяк. Другой, не по годам грузный, с мощными, как у грузчика или землекопа, руками, примостился на низенькой скамеечке возле камина, лениво колол ножом небольшую березовую чурку и бросал щепки в огонь.
Рыжий говорил и говорил, язык пьяно заплетался.
— Ты — тупое, ограниченное существо. Неандерталец, троглодит, знаешь? Так хорошо все ехало, п-по правильному руслу… Сколько денег уже есть? А еще бы сколько было? Спрашиваю… у девчонки папка — док, профессор, у него трехпроцентного — куча. Она сама болтала, балаболка… Знаешь, что такое трехпроцентный? Это тебе не сберкнижка, фамилию не спрашивают… Наливай и пей…