Сэрня засмеялась в ответ глухим, надломленным смехом.
Глава тринадцатая
Баня была выстроена на славу. Ее протапливали, но мыться в нее никто, кроме русских, не шел.
Лена попросила Ислантия помочь ей приучить ненцев к бане. Ислантий подумал час и сказал, в сомнении качая головой:
— Не пойдут.
— А ты еще подумай.
Он подумал сутки и сказал:
— Пойдут. Только чаю с печеньем дай малость.
Лена удивилась, но печенья и чаю дала. Ей потом пришлось удивиться еще сильнее. Семь охотников, дрожащих при слове «баня», пошли в нее. Там они сняли малицы, говоря:
— Жарко ведь, поп. Снимем?
— Снимайте, — сказал Ислантий и выбросил малицы в предбанник.
Но в меховых штанах им тоже показалось жарко. Они сняли и штаны.
— Ну, теперь выпьем для веселья, — сказал Ислантий, отворачивая кран своего самовара и наливая кружки.
Угостив всех досыта, он посоветовал всем побрызгать друг друга водой, потом вытереться заранее приготовленными полотенцами.
Охотники так и сделали, удивляясь, что все это называется баней.
Приехав на следующий раз с семьями, они сами попросили помыться. Все помылись с нескрываемым удовольствием, и это был праздник для Лены. Она угостила охотников густым чаем и белыми булками, а старушкам-сказочницам подарила по кумачовому платку.
Старушки вскоре отблагодарили Лену. Они рассказывали такие сказки про баню, что баня едва успевала всех обслуживать.
А утром судья пришел на факторию и спросил у Ислантия, где тундровичка, помогающая ему.
— В суде будешь работать? — спросил он.
Савонэ кивнула головой. Она прибрала шкуры на складе, а на следующее утро уже мыла полы в суде. Когда начался суд, судья посадил ее рядом и попросил переводить, что говорит шаман-подсудимый с Неруты, воровавший чужие капканы. Он оправдывался и клялся.
Судья спросил Савонэ:
— Правда это?
— Неправда, — ответила Савонэ. — Мой Халиманко богаче и то ворует, — пастухи вчера в складе говорили. Это злой шаман, начальник.
— Злой?
— Сильно злой, — сказала Савонэ.
— Ну, будет ласковее, — сказал судья.
— Суд удаляется на совещание, — объявил секретарь суда.
Глава четырнадцатая
Подъезжая к фактории, Халиманко подумал, что удобнее будет не показывать своего присутствия никому, кроме Савонэ. Она колола дрова. Остановив упряжку, Халиманко подождал за сараем, когда Ислантий удалится с охапкой поленьев, и с веселым видом подошел к первой жене:
— Здорово, старуха.
Савонэ вздрогнула и отскочила в сторону, подняв топор.
— Уйди, Халиманко!
— Зачем ругаться?
— Уйди!
— Глупая баба. Я мириться приехал, а она топор поднимает. Хорошо это?
Савонэ опустила топор и молча выслушала Халиманко.
— Виноват я перед тобой, — сказал он, — сильно виноват. Уголь упал — думаю, ты поганая. Мне изменила, потому бог сына или дочь не дал. Поехал горами, думаю опять — не виновата ты, зачем тебе изменять, когда три раза по десять лет прошло.
— Правда, я старуха, куда мне изменять, а детки сами не рожались. Я беда как хотела их.
— Мой шаманский род закончится мною, так Великий Нум говорит. Потому не дано мне мужиков иметь.
— И то, может, правда, — сказала Савонэ.
— Тяжело мне без тебя, — продолжал Халиманко. — Сэрня меня всячески хулит, а Степанида ослепла, ничего не видит, ленива стала. Едем со мной.
— Нет, — отрицательно покачала головой Савонэ, — ты не бьешь собак, не бьешь олешек, и потому все побои падают на жен. Худо с тобой жить.
— Века так жили, — заискивающе сердечным тоном уговаривал Халиманко, — и мой отец, и мой дед всех жен и батраков били, — иначе как жить?.. Олень да собака — звери, они что понимают? Зачем же их бить? А жены да батраки — люди, зачем же сердят хозяина?
…Мы жили с тобой тридцать лет вместе, старуха… Наши стада стали самыми богатыми на Большой земле, и на Малой земле, и на острове Колгуев, и на острове Новая Земля. Кто богаче нас? Нет никого богаче нас. И если я тебя бил, то от чистого сердца, чтоб умнее была. Русские правду говорят, что за битого трех небитых дают.
…Ты у меня хорошая жена. Помнишь, как жили первый год? Стадо было маленькое — пятьсот олешек всего, а я еще не был шаманом. Помнишь, как мы вместе пасли стадо у Ядыр Су Виски и ты рассказывала про своего тунгуса и я все-таки не бил тебя. Помнишь?
— Помню, — сказала Савонэ, — я все хорошее помню.