Ишан начал подниматься, и дервиши сразу же завыли, загалдели. Они были все неистовей, но песня уже была спета. Ишан поднялся и приостановился, ожидая, что дервиши и народ сейчас сметут, скинут с его «тропа» неверного. Толпа, однако, шумела по-разному. Дервиши выли и буянили громогласно, а дальше, по краям толпы, распространялся слух, будто приехал певец, чтобы выступить в пятницу, и, судя по голосу, это знаменитый певец, может быть сам Мухитдин-коры. «Он, он! Неужели не узнаете?»… «Его не спутаешь!» Тот, кто никогда не слышал знаменитого певца, спешил протолкаться к камню.
Это только казалось так, будто вся толпа неистово бесновалась и приплясывала, а между тем многие сидели на обочинах дороги, разговаривая о своем, озабоченные своими делами. Теперь они вскакивали и подходили поближе.
Исак-аксакал и Батыров пили чай с друзьями из других кишлаков в чайхане, открытой ради пятницы мельником Кабулом. Чайханщиком подрядился поработать рябоватый картежный заводила, другие картежники ему помогали в роли подручных. «Ну что ж, — смеялись Исак-аксакал и Батыров, — пускай поработают балбесы, побегают взад-вперед, узнают, почем копейка…» Сейчас услышав песню Масуда, Исак-аксакал быстро сказал Батырову:
— Аскарали! Давай-ка туда, как бы там чего не случилось!
Когда Батыров подошел, люди, заинтересовавшиеся певцом, оттеснили дервишей и других псалмопевцев, вышедших из религиозного экстаза, и перекрикивались с Масудом:
— Давай еще!
— Спой!
— Мы хотим послушать!
Пригнув голову и болтая четками в опущенной руке, ишан, толстый и маленький в натуральном виде, без трона, уходил во двор дервишей, а они тянулись за ним, растерянно, зло и понуро ворча. Батыров увидел хвост этой процессии и подивился учителю и порадовался:
— Ну и ну!
А Масуд спрашивал заинтересованных:
— А что вам спеть, друзья-братья?
— Что-нибудь веселое!
Струны дутара задрожали под его быстрыми пальцами, повторяя мелодию дервишей, набирая силу, а вокруг люди затихали и готовились слушать, тем более что певец загадочно и обещающе улыбался. И вот он начал небывалую, только что сочиненную песню:
Строчку эту встретили смехом, где несмелым, а где откровенным, громким, подбадривая певца возгласами:
— Будь здоров!
— Не робей!
— Вот умница!
Некоторые дервиши, отставшие от процессии и не ушедшие восвояси, застыли как истуканы, глядя на певца. Кое-кто из них остервенело сжимал кулаки и скрежетал зубами. Батыров подошел и стал на виду у этих «обиженных». А Масуд говорил, перестав играть и помахивая дутаром:
— Давайте-ка, друзья-братья, соберемся с мыслями и решим одну загадку. Что ждет этих прекрасных баранов с жирными курдюками, этих шаловливых, но хорошо откормленных коз, этих бедных петухов и курочек, ноги которых уже связаны? Для чего, как вы полагаете, дервиши с удовольствием угнали и унесли их в свой двор, получив из ваших собственных рук? Может быть, у меня ума не хватает постигнуть всего, мир сложно устроен, но я так думаю, что баранов они зарежут, кур ощиплют, наварят, нажарят и съедят! С аппетитом полакомятся медом и сливками и… пора бы помолиться за вас, но сначала они полежат, сытно отрыгивая. Еды немало, так что лежать они будут дольше, чем молиться. Может, я не так говорю?
Два голоса с разных сторон нарушили тишину, разлившуюся над притихшей толпой: