— Нет желающего?!
Публика уже благодушно требовала:
— Давай новую пару!
Кое-кто начал откалываться, расходиться, по одному, по двое. Судья, напрягая голос так, что жилы вздулись на его старческой шее, крикнул:
— Последний раз спрашиваю: нет желающего положить на лопатки Аскара?
— Есть!
В толпе захохотали, ожидая продолжения шутки, но вместо этого крикнувший молча поднялся с корточек, и все увидели его, и некоторые узнали Масуда, парня, который назвал себя учителем и пел на камне ишана.
Те, кто был поближе или вовсе рядом, увидели, как схватил его за руку вскочивший сосед, Кадыр-ака, как спросил обеспокоенным, каким-то раскромсанным голосом:
— Вы что, с ума сошли? У Аскара руки железные!
— Дайте мне халат, Кадыр-ака.
Кадыр-ака вцепился в Масуда второй рукой, глаза у бедняги, бывшего чайханщика, вылезали из орбит. Сбоку посоветовали:
— Не держи его. Пусть свернет себе шею.
— Посмотрим, что умеет этот борец-учитель.
— Языком легче трепать. Пусть поборется!
— Дадите мне свой халат или у других просить? — повторил Масуд.
Все головы повернулись в его сторону. Парень был высокий и ладный, но все же — парень. Помоложе «пистолета», проученного за безрассудную отвагу. И кто с интересом, предвкушая зрелище, кто с тревогой, кто со злорадством поднял крик:
— Выходи, учитель!
— Смелей!
— Поучи нас!
— Слушай, парень, брось свою затею…
— Что ты, раньше времени хочешь богу душу отдать?
— А вам жалко? — мешали спрашивающим, перебивая.
— Ой, ой! — ерничая, запищал кто-то. — Пропали наши детки, некому их будет грамоте учить!
Масуд под хохот выходил в круг, обвязываясь платком и расправляя складки халата. Старик судья даже не поинтересовался его именем, объявил, подхватив в угоду зрителям ими данное прозвище:
— Силами померяются знаменитый палван Аскар и борец-учитель. Поприветствуем борцов!
Люди заголосили, зашумели, захлопали.
Аскар застыл в середине круга, могучий, как утес, словно бы виднее стало, какая у него грудь, как раздались его плечи. Он никого не удостаивал вниманием, на Масуда даже не покосился, а глядел в землю. Как будто его и не касалось происходящее.
А народу прибывало. Никто не уходил уже отсюда, наоборот, теперь с базара бежали к площади, одни возвращались, другие забывали торговлю. Новости по базару разлетаются мгновенно. Исак-аксакал протолкался к Кадыру-ака и схватил за грудки, чуть рубаху не порвал:
— Почему выпустил учителя? Опозорить хочешь? Над ним же смеяться будут, запомнят на двести лет!
— Я удерживал. Он и слушать не хотел!
— Верно, верно…
Борцы уже засунули руки за пояса друг другу, ухватились пальцами за платки, как, наверно, и дракон зубами не хватается, вложив в это всю свою мощь и настроение, и пошли ходить, крутиться. Раз, другой вздрагивал Аскар и пытался оторвать Масуда от земли, хотел положить его в первую минуту на радость своим поклонникам и смех остальному люду, но не тут-то было! Масуд держался и даже улыбнулся в ответ на вторую попытку. Нет, он не позволял отделить себя от земли. Большая земля, она была сейчас опорой маленькому человеку, будто бы созданная для него одного.
— Ты смотри, он держится! — крикнул кто-то.
И сейчас же вокруг начали удивляться, прорвались еще десятки голосов.
Потом заметили, что Аскар вспотел. Капли пота повисли на бровях, стали перекатываться через них и попадать в глаза, а вытереть их — нечем, руки заняты. Раз, второй борцы закружились с быстротой мельничного жернова и так же тяжко дыша, но знатоки сообразили, что это было уже по воле не Аскара, а борца-учителя.
— Как его зовут? — спросил кто-то в тишине.
Ответа не последовало, но зато… зато именно в эту минуту произошло чудо. Борец-учитель поднял Аскара на свое левое бедро и тут же бросил на землю, не дав дотянуться до нее ногами, а дальше никто и понять не смог, не успел, как обе лопатки Аскара оказались придавленными к земле. Только увидели — на одном плече знаменитого богатыря руки учителя, а на другом — его правое колено. И все!
Тишь была полной и, казалось, бездонной.
Старик судья, почти прижавшись ухом к земле, затянул под спину Аскара и подал рукою знак: победа.
Вот теперь толпища взорвалась гулом, подобным горному обвалу, селевому потоку, когда камни с гор летят, гремя. Орали, хлопали. Новый чайханщик, прибежавший сюда вместе со своими подручными, превратился в главного информатора и втолковывал всем: