Минтара сидит в соседнем кресле, исхудавшая и бледная, что в случае темнокожей драу означает пепельно-серый цвет. Она не жалуется и терпит, но Марвелотта поглядывает на неё со всё большей тревогой.
— Давай я посижу у тебя на коленках, — предлагает Шмыгля, — сразу станет легче! Мы, табакси, знаешь, какие лечебные?
Она пристраивается рядом, драу машинально гладит её по пушистой белой голове с чёрным пятном на лбу, кошечка тихо мурлычет.
— Держись, сестрёнка, — говорит Марва, — скоро доберёмся. Раз излучение светила помогло Жозефе, то и тебе поможет. Световые линии Бос Туроха теперь не работают, но у нас в поместье есть своё, ничуть не хуже. Отправлю тебя загорать на отцовской башне, поближе к солнышку, будешь сидеть, пока не прожаришься до готовности!
— Ты заботишься обо мне так, как будто правда считаешь сестрой, — через силу улыбается драу. — Почему? Мы ведь чужие.
— У меня почти нет близких. После смерти родителей остался только брат. Так что я не стану разбрасываться сёстрами, пусть и двоюродными! Можешь не сомневаться, солнечные ванны тебя вылечат! Будешь самая загорелая драу на всём Альвирахе!
— Мне никто не помогал с тех пор, как я оказалась внизу, — покачала головой Минтара. — Я ценю твою заботу и постараюсь не умереть, чтобы иметь возможность отплатить за неё.
— А мою? — обиженно спросила Шмыгля. — Мою не ценишь, что ли? Я тут уже измурлыкалась вся!
— И твою, конечно, — серьёзно ответила драу. — Ты очень лечебная табакси.
Дарклина Мракориса, Марвиного дядю и Минтариного отца, они высадили посреди Жендрика, неподалёку от подземного города драу, где у него оказались какие-то таинственные дела. Теперь в Ходуле их трое — две девушки и кошечка.
— Смотри, — воодушевляет двоюродную сестру Марвелотта, — уже виден свет нашего светила! Вон, там, прямо по курсу! Мы почти приехали! Очень больно?
— Да, — впервые призналась драу. — Очень. Как будто моё тело пожирает само себя. Но я продержусь.
— Ты сильная, ты справишься. Осталось потерпеть совсем чуть-чуть. Надо было сразу мчаться, как только Жозефа рассказала про действие света.
— Ты и так отказалась ради меня от многого, — качает головой Минтара.
— Ничего, она рассказала мне самое главное — как работают светила и чего не хватало отцу, чтобы восстановить Ясан Кхот. Оказывается, когда шпиль грабили завоеватели, то утащили фокусировочные кристаллы. Они не знали, что это и зачем, просто увидели красивые прозрачные камни и забрали их, чтобы продать. Большая их часть оказалась у ондоров, куда делись остальные — неизвестно.
— И что это значит? — вяло спросила Минтара.
— Что для того, чтобы зажечь солнце над Ясан Кхотом, придётся погасить светила в Бос Турохе.
— А, ну тогда неудивительно, что твоих родителей убили. С такими-то идеями…
— Отличная идея! — возмутилась Марва. — Всё рассчитано! Если зажечь большое светило над Ясан Кхотом, то его хватит на весь Дулаан-Зах! И в отличие от тех мелких, что в Бос Турохе, оно будет немагическим! То есть как бы ни ослабел Край, мы не замёрзнем в темноте! О чём тут вообще думать? Выбор очевиден!
— Для тебя, — покачала головой Минтара. — Но не для тех, кто владеет Бос Турохом. Это даже мне, просидевшей большую часть жизни в подземелье, понятно. Светила в Бос Турохе слабые, но принадлежат лично им. Они решают, кто получит свет и тепло, а кто нет. Это власть, сестра. За власть убивают. Всегда.
Толпу, бредущую по дороге, встретили уже за пределами Жендрика. Закутанные в тёплую одежду, замотанные в одеяла и просто тряпки, со скарбом на ручных тележках и узлами на плечах, они идут плотной группой, укрывая телами от пронзительного ветра детей. Когда «Ходуля» поравнялась с ними, Марвелотта с ужасом поняла, что это фирболги — их работники с латифундии. Дёрнув рычаг тормоза, она побежала к трапу, схватив только куртку с вешалки.
Спустившись на землю, увидела, что беженцы просто идут мимо, не обращая внимания ни на неё, ни даже на «Ходулю», которую очень сложно проигнорировать. Вид у них совершенно потерянный, на лицах тоска и безнадёжность. Лишь их предводитель остановился и с видимой неохотой вернулся назад.