– Я знаю. Отдай.
Сью протянула Натали Элен, и девочка – ей было чуть меньше года, в этом Ральф был абсолютно уверен – обняла мать своими крошечными ручонками и прижалась лицом к ее плечу. Элен поцеловала Натали в макушку. Ей было больно, но она поцеловала дочку еще раз. И еще. Кровь у нее на шее уже засохла и стала похожей на грязь. Ральф опять разъярился.
– Это Эд, да? – спросил он. Конечно, это был Эд – обычно люди не мешают тебе звонить в полицию, если их просто избили на улице, – но он должен был спросить.
– Да, – прошептала она, зарывшись лицом в волосы дочки, так что Ральф едва-едва ее расслышал. – Да, это Эд. Но ты не будешь звонить в полицию. – Она взглянула на него, в ее взгляде были страх и страдание. – Пожалуйста, не звони, Ральф. Мне больно думать, что отца Натали посадят в тюрьму за… за…
И тут Элен расплакалась. Пару секунд Натали удивленно смотрела на мать, а потом тоже заплакала.
– Ральф, – нерешительно спросил Макговерн, – может, сходить принести тайленола или еще что-нибудь?
– Лучше не надо, – отозвался Ральф. – Мы же не знаем, насколько сильно ее избили и есть ли какие-то внутренние повреждения. – Он посмотрел в окно, хотя ему не хотелось видеть того, что там происходило, и он очень надеялся, что там ничего не будет, но оно все-таки было: толпа людей, с любопытством глядящих на магазин, – их было так много, Ральф даже не видел, где кончается эта толпа. Некоторые пытались разглядеть, что происходит внутри.
– И что мы теперь будем делать? – спросила Сью. Она поглядывала на зевак, нервно дергая края передника. Всем служащим «Красного яблока» вменялось в обязанность носить такие передники. – Если начальство узнает, что я закрыла магазин в рабочие часы, меня уволят с работы.
Элен дернула Ральфа за руку:
– Пожалуйста, Ральф, – повторила она, только у нее получилось «Пжаста, Рафф», потому что губы были разбиты. – Не звони никуда.
Ральф неуверенно взглянул на нее. За свою долгую жизнь он повидал немало избитых женщин, и видел таких (хотя, если честно, их было совсем немного), которые были избиты куда сильнее, чем Элен. Но, может быть, только теперь он прочувствовал, как это страшно. Его мировоззрение и моральные принципы формировались в те времена, когда все, что происходило между мужем и женой за закрытыми дверями их дома, считалось их личным делом – в том числе и если мужчина лупил жену, и если жена костерила мужа на чем свет стоит. Переделать людей нельзя, и лезть в их личные дела – даже с самыми что ни на есть благими намерениями – значит нажить себе врагов и потерять друзей.
Но тут ему вспомнилось, как Элен несла Натали, когда шла по парковке: несла, прижав к боку, как сумку. Если бы она уронила ребенка на стоянке или переходя через Харрис-авеню, она бы скорее всего этого не заметила; Ральф решил, что только инстинкт подсказал Элен взять дочку с собой. Она не хотела оставлять Натали с мужчиной, который избил ее так, что теперь она видела только одним глазом и выговаривала не все буквы.
И еще ему вспомнилась одна вещь. Это было несколько месяцев назад, сразу после смерти Каролины. Ральф тогда сам удивился глубине своего горя – все-таки смерть Каролины была уже неизбежной; он знал, что она скоро умрет, и ему казалось, что он израсходовал весь запас страданий еще тогда, когда Каролина была жива, – в общем, когда она умерла, он сам словно выпал из жизни и даже не мог позаботиться о необходимых «последних приготовлениях». Он еще как-то нашел в себе силы позвонить в похоронное бюро «Бруклинс Смит», но по большому счету все заботы и хлопоты взяла на себя Элен. Именно Элен опубликовала некролог в «Дерри ньюз», именно Элен ходила с ним выбирать гроб (Макговерн, который ненавидел смерть и все, что с ней связано, взял самоотвод), именно Элен помогла ему выбрать венок с лентой «Любимой жене». И именно Элен организовала маленькие домашние поминки после похорон, заказала сандвичи в забегаловке Фрэнка, а напитки и пиво – в «Красном яблоке».
Все это Элен сделала для него, когда он был просто не в состоянии делать что-то сам. И разве мог он теперь не ответить добром на добро, даже если ей в данный момент казалось, что это совсем не добро?!
– Билл, – спросил он. – А ты что думаешь?
Макговерн перевел взгляд с Ральфа на Элен, которая сидела в пластиковом кресле, низко опустив голову, потом – снова на Ральфа. Он вытащил из карман платок и нервно вытер губы.
– Я не знаю. Мне очень нравится Элен, и я хочу сделать все правильно. Ты знаешь, что я хочу… но в данном конкретном случае… кто знает, как будет правильно?