Антону казалось, будто и горы не могут выносить жандармов. Их сдуло ветром, как сорванные с деревьев листья. Природа лишь к партизанам относилась как к своим, а потому укрывала их в густых лесах, щедро делилась своими дарами с первых летних дней и до первого снега, поила и обмывала водой раны патриотов.
В небе внезапно блеснула ослепительная молния, прогремел гром, и его раскатистое эхо отозвалось далеко в горах и ущельях. Звезды исчезли. Под порывами сильного ветра закачались кроны вековых сосен. Весь лес озарялся вспышками непрекращавшихся молний. Внизу, под деревьями, стояла тишина; сюда лишь временами долетали порывы ветра.
Прислонившись к сосне, Антон ощупал в кармане свой пистолет. В следующий миг очередная вспышка молнии заставила его плотно прижаться спиной к шероховатой коре дерева, на стволе которого чуть выше головы партизана белел след, оставленный пулей. Заметив его, Антон отковырял немного смолы и замазал рану на дереве.
Антону ничего не оставалось, как укрыться от непогоды в дупле. И когда он начал залезать в него, то неожиданно почувствовал, как его ноги уперлись во что-то хрупкое. Он наклонился и, пошарив рукой, нащупал крышку от какого-то глиняного сосуда. Антон встал на колени и продолжал осторожно разрывать мягкую землю. Вскоре у него в руках оказался треснувший и покрытый плесенью тяжелый глиняный сосуд.
От неожиданности у Антона перехватило дыхание. В голове промелькнули разные истории, правдоподобные и вымышленные, о найденных кладах, но он никогда и не предполагал, что ему удастся найти что-нибудь подобное. Не в силах сдерживать любопытство, Антон снял пиджак, положил его на землю и осторожно перевернул горшок вверх дном, однако из него ничего не высыпалось. Юноша даже постучал по нему, но все было напрасно. Тогда он сунул руку внутрь этого сосуда. Рука уткнулась во что-то липкое, в нос ударил запах оружейной смазки. Наконец с трудом он извлек какой-то сверток. Из него выпали на пиджак патроны, несколько яйцевидных гранат и наган. Все это было обильно смазано маслом. Видимо, хозяин заботливо берег свое оружие. «Кто же положил это сюда? — удивился Антон и тут же подумал: — Разве мало здесь происходило боев? Сколько борцов искали здесь убежища! А сколько из них погибло на этих скалах!»
Низко над землей огненными стрелами вспыхивали молнии, но они уже не беспокоили Антона. Напрягая воображение, он старался восстановить картину давно минувших событий. Да, в этих краях, под неистовым пиринским небом, не раз гремели выстрелы, внезапно вспыхивали пожары и языки пламени, извиваясь, ползли от Белишко до Неврокопска. В долине мычал оставленный на произвол судьбы скот. В деревнях рыдали женщины, плакали дети над трупами убитых матерей... А эта сосна все также стоит, как стояла и тогда. По-прежнему несет свои воды и уставшая Места, искрясь в лучах заходящего солнца.
А повстанцы отступали лесом. Вот они устали и присели отдохнуть под этой сосной, положив на скрещенные ноги винтовки. Рубашки на них порвались и пожелтели от пота. К грязным царвулям прилипли опавшие листья. Со слезами на глазах люди смотрели на бегущие в небе белые облака, и в их устремленных в небо взорах отражалась и горечь поражения восстания, и вера в будущую победу... Но вот они встали, поклонились горам, а затем начали долго и старательно смазывать оружие, чтобы спрятать его возле старой сосны...
Забравшись в дупло, Антон почувствовал сильную усталость, ему страшно хотелось спать. Уже сквозь сон ему вдруг привиделось, как внизу, на равнине, громко заиграли на волынках и свирелях, потом послышался бешеный топот плясавших до самозабвения солдат. Над селом Дыбницей клубился дым, на раскаленных печах жарили мясо и пекли хлеб... Затем внезапно стало тихо. По водной глади Месты поползли тени, потом они двинулись в сторону сел, окутывая все вокруг мраком...
Когда же наконец перестанут раздаваться выстрелы и топот тяжелых солдатских сапог? Когда исчезнет леденящий душу скрип виселиц? Наступит ли когда-нибудь покой?..
Перед взором Антона выросла фигура высокого крепкого человека. На восходе солнца он поднимается в горы, крепко прижав ладонь к простреленному плечу. Он с трудом добирается до старой сосны, чтобы немного отдохнуть. В его ушах все еще звучат крики полицейских около пруда в Добриниште: «Сдавайся, Иван! Разве ты не понимаешь, что окружен?!» Но Иван не из тех, кто готов сразу поднять руки. В ответ на вражеский огонь раздались шесть метких выстрелов из пистолета, и пять полицейских замертво упали на землю. Но вот образ этого повстанца исчезает, и вместо него Антон уже видит Козарева-Балкана, а за ним появляются и другие образы героев минувшего. Вот они встали на колени и начали рыть землю, чтобы достать спрятанное их отцами оружие. Вот они уже добрались до тайника и, взяв в руки винтовки, целуют их. Вооружившись, эти люди отправляются в путь во главе с Балканом. Среди них Антон видит и себя. Ему кажется, будто у него в руках та самая винтовка, с которой прошли повстанцы через пламя восстания 1923 года. С нею в тяжелое лето 1941 года ходил по партизанским тропам в Пирине и сам Козарев-Балкан.