Тимошкин с помутневшим взглядом лежал на четырех одеялах, бессильно опустив вдоль туловища свои землисто-восковые руки. Партизану требовалась срочная медицинская помощь. Доктор Янков обязательно сумеет облегчить его страдания, и Тимошкин впервые за долгое время забудется так необходимым ему сном...
Антону казалось, что бай Добри идет слишком медленно, хотя юноше и самому хотелось остановиться и перевести дух.
Добри и Антон двинулись обходным путем и пересекли речку подальше от моста, все еще охранявшегося ротой жандармов. Добри наконец остановился и стал проверять глубину речки, стараясь найти удобный брод, чтобы потом в этом месте перенести на спине врача, как это Добри сделал уже однажды.
— У доктора работа сложная, и я должен как-то помочь ему, — спокойно объяснял Добри.
Партизаны остановились возле низкого, обглоданного козами кустарника. До окраины города оставалось пройти метров сто, и теперь юноше предстояло идти туда одному.
— Антон, жизнь у человека только одна, и даром ее не отдавай!.. — хриплым, прокуренным голосом произнес Добри и сильно стиснул его руку. Обветренное лицо старшего товарища озарилось улыбкой и как-то сразу помолодело, а глаза его тепло посмотрели на юношу. — Доктор придет, я знаю его! Если за ним установлена слежка, будь осторожен. Ты хорошо знаешь, как действовать в этом случае. Доктора веди сюда...
— Смерть фашизму! — прошептал Антон, хотя ему почему-то показалось, будто он произнес эту фразу слишком громко. Рука машинально сжалась в кулак.
— Свобода народу! — ответил бай Добри.
В городе царила необычная тишина. Антон не раз приходил сюда днем и с интересом наблюдал за жизнью людей. Ему было приятно прислушиваться, как гулким эхом отдавались его шаги на узкой, вымощенной булыжником улице. Его радовали распустившиеся цветы и запыленная осина с серебристыми листьями. Слегка затененную акацией площадку перед парикмахерской уже подмели и побрызгали водой, и ставни в доме старого медника тоже были открыты. Под тенью двух кленов жужжала чесалка, над которой склонились женщины. Вокруг стояли ветхие низкие домишки. На окнах висели занавески из выбеленного холста. Стены подпирались бревнами, а дымовые трубы покосились. Чем же жил этот притихший в послеобеденный час городишко, который юноша созерцал с тревожно бьющимся сердцем? Нет, он не забыл ни про полицейских, ни про опасность. Внимательно приглядываясь к окружавшей обстановке, Антон с удивлением отмечал, что, пока он бродил в горах и ночевал на снегу, коченея от холода, она будто совсем и не изменилась. И в то же время это кажущееся спокойствие таило в себе смертельную опасность для него.
Неожиданно появился полицейский. Рука Антона машинально потянулась к пистолету в кармане, но полицейский, чем-то озабоченный и полностью погруженный в свои думы, прошел мимо и даже не взглянул в сторону партизана. Антон слышал, что полковник Стоянов в своем приказе заявил, будто Красная Армия не встретит в городе ни одного живого коммуниста и власть в городе останется прежней, пока, мол, будет жив он, Стоянов.
Юноша заметил пулемет на крыше тюрьмы, опоясанной мешками с песком. Пересекая главную улицу, он видел, как солдаты тащили два тяжелых орудия для стрельбы по шоссе, по которому с севера предполагалось наступление советских войск. Антон заметил и беспокойство на лицах двух офицеров, внезапно появившихся перед ним. Партизану пришлось посторониться, а когда они миновали его, Антон почувствовал, как на лбу выступил холодный пот.
Вот и бозаджийница. Вывеска была сорвана и валялась на земле. Неподалеку сидели какие-то военные. Немного подальше, в стороне от главной улицы, темнел старый турецкий постоялый двор. Теперь там размещалось полицейское управление.
На тротуаре возле зеленого забора, выцветшего от солнца и дождей, стоял полицейский мотоцикл, на котором привезли в город убитого Анешти. Доставил его лично сам околийский начальник Георгиев. Находившийся рядом с бозаджийницей патруль двинулся по своему маршруту. Антон уже видел три таких патруля. Было ясно, что с наступлением темноты начнет действовать комендантский час и охрана в городе усилится. Каждая потерянная минута может стоить жизни Тимошкину! Но как незаметно проникнуть в дом врача?
Антон спустился к реке и сел под тень чинары. Ноги гудели от усталости, очень хотелось есть, но в кармане были только две галеты, которые достались партизанам в качестве трофея во время боя около Дикчана. Одну он мог съесть сейчас, а другую — после. А может, ему удастся разжиться чем-нибудь у работающих неподалеку женщин?