— Ты заслуживаешь строгого наказания, но я не намерен сегодня лишать отряд одного бойца! Располагайся отдельно от всех! Десять суток никому не разговаривать с ним! Тот, кто не выполнит приказа, получит пулю, которую я не всадил в тебя! Пошевеливайся!..
Звезда сразу понял мой маневр. Разглядывая смуглого худощавого двадцатилетнего паренька, я испытывал некоторое разочарование: почему Калин дал мне такого юного и неопытного помощника? Но как бы там ни было, теперь я был не один, и радости моей не было предела.
Отойдя в сторону, я быстро объяснил своему помощнику план наших дальнейших действий, а потом вернулся к бандитам и прилег, однако заснуть не смог. До утра я так и не сомкнул глаз.
На востоке уже занималась заря, с гор подул холодный ветерок, трава покрылась росой. Скоро из леса должен был появиться Фантом, чтобы сесть, как всегда, у изголовья своих сообщников и, вглядываясь в их лица, попытаться проникнуть в тайны их сновидений. До прихода Фантома, по моим расчетам, еще оставалось довольно много времени. Я встал и тихо направился к речке, ни на минуту не умолкавшей в долине. Неожиданно до меня донеслись чьи-то голоса. Я остановился, прислушиваясь. Голоса слышались откуда-то снизу. Я направился в ту сторону. Что я увидел! Много мне приходилось слышать об обычаях и традициях этого края, сохранившихся еще со времен древних славян, но то, что предстало перед моим взором, не шло ни в какое сравнение с легендами, и тут я вдруг вспомнил, что сегодня георгиев день.
На поляне, со всех сторон окруженной лесом, я увидел десять — двенадцать девчат. Они резвились как дети, то разбегаясь в разные стороны, то собираясь в кружок. Их звонкий смех, оглашавший горы, был словно предвестник рождавшегося дня. И вдруг, как по команде, они начали раздеваться. «Значит, народ не случайно слагал песни о венках и букетах сказочных женщин в белых прозрачных нарядах?» — подумал я. Вспомнилось детство, вспомнились песни и игры на георгиев день под столетним ореховым деревом и шумные хороводы девушек и парней возле старой церкви, на окраине села. Казалось, зазвеневшая сейчас песня шла из тех времен:
Я смотрел, пораженный волшебством обычая, прошедшего сквозь века как символ девичьей непорочности и будущего материнства. Мне казалось, что я вижу призраки. Горы пробуждались. На востоке занималась заря. Небо стало синеть. Над лесом еще царила летняя мгла и, словно вуалью, окутывала лица завтрашних невест. Я смотрел как зачарованный, захваченный таинством необыкновенного ритуала. А девушки стояли будто изваяния из бело-синего мрамора. И вдруг, как по сигналу, словно вспугнутые кем-то куропатки, они бросились по поляне врассыпную и со звонким смехом и криками, напоминавшими неврокопские колокольчики, начали падать в мокрую от росы траву. Этим девушкам пришла пора выходить замуж, и, по обычаю, они должны были на георгиев день искупаться в росе, чтобы быть чистыми, как капли росы на траве, и чтобы их новая жизнь началась как ясное летнее утро. По преданию девушка, не выкупавшаяся на георгиев день в росе, не сможет стать матерью. Их тела вздрагивали от прохладной росы. Девушки визжали, вскакивали и вновь ныряли в траву, омывая росой лицо и упругие груди, чтобы было молоко, когда они станут матерями. Казалось, они обезумели от игры перед восходом солнца. Меня охватило такое чувство, будто я присутствую при рождении чего-то нового и прекрасного. В этой сцене на поляне передо мной предстала сама первозданная природа, царственная и могучая, прекрасная и величественная. Вот девушки поднялись, сплошь усеянные перламутровыми каплями, сверкающими в предутреннем мягком свете, быстро оделись и запели нежно и певуче:
Они пели, собирали цветы, складывая их в букеты, плели венки, чтобы украсить ими вход в свой дом, а я лежал в своем укрытии смущенный и взволнованный. И вдруг волна ненависти охватила меня, ненависти к тем, кто вынашивал планы уничтожить все это прекрасное. Мысленно я увидел разъяренного Фантома, с налившимися кровью глазами, замышлявшего расправу с молодыми строителями. И опять перед глазами поплыла только что виденная сцена на поляне. Казалось, сама природа восставала против Фантома и его сообщников...
Я вернулся в лагерь. Бандиты еще спали. Фантом пока не приходил. Странно: почему он сегодня нарушил свою привычку — появляться на рассвете? Я прилег. Небо стало совсем светлым. Вот-вот должно было взойти солнце. Я старался быть внешне как можно спокойнее, но как мне это удавалось, не знаю. Я был напряжен до предела, и ценою огромных усилий мне приходилось контролировать каждый свой шаг. Постепенно мне становилось ясно, почему Фантом держал своих людей подальше от их родных и близких. Ведь в городах и селах уже налаживалась новая жизнь, с которой люди Фантома так или иначе соприкасались во время своих налетов или вылазок за продуктами. Вполне возможно, что некоторые из них стали интересоваться этой новой жизнью, что, конечно, пугало Фантома. Поэтому он, выходя из тайного укрытия к своей банде, всегда держал палец на спусковом крючке пистолета, спрятанного в кармане, опасаясь, что кто-нибудь из его людей захочет выдать или убить его. Фантом, видимо, замечал, что у его сообщников настроение изменилось, что некоторые из них только и выжидают удобного случая, чтобы сбежать к своим семьям...