— Замараешь! — повысив голос, подчеркнуто сурово повторил я. — И не только ты. Все замараете! И не только руки. Все с ног до головы будете в крови человеческой, которую никогда не сможете смыть! С той шестеркой все улажено. Они не будут бросать гранаты в собравшихся в библиотеке. А вот что будете делать вы?.. Вы ведь должны стать убийцами молодых строителей — девушек и юношей! Не прерывайте меня! Молчите и слушайте внимательно! Потом будете говорить. Наш главарь ушел. Возвратится он только к вечеру. А зачем он пошел? Он мне строго приказал не говорить вам, что по всей округе проведены аресты, что задержаны все наши сообщники и связные, а наш отряд со всех сторон блокирован. Кто уцелеет после всего этого — известно одному всевышнему! Фантом сказал: «Надо закалять нервы моим трусам. Я требую, чтобы каждый из них убил по десять коммунистов. Пусть каждый вырежет груди у двух-трех девушек. Пусть обагрят себя кровью, и тогда уж никому из них не захочется сдаваться!..» Молодые люди строят дорогу в Родопы, а вам приказано их убить. За что?..
— Сволочь!.. — не выдержав, вскочил разъяренный крестьянин, и мне потребовалось немало усилий, чтобы успокоить и усадить его на место.
Братья слушали меня понурив голову. Когда крестьянин высказал свое негодование, они вдруг будто очнулись, переменились в лице, явно встав на сторону здоровяка, но пока молчали, видимо боясь меня, заместителя Фантома.
— Эй ты, полегче, чего разошелся? — вмешался Звезда, пытаясь успокоить крестьянина.
Однако тот продолжал возмущаться и в запальчивости крикнул Звезде:
— А ты молчи, пока цел... щенок...
Звезда, задетый за живое, вскочил и, видимо, хотел сказать что-то обидное, но вдруг опомнился и уставился на меня горящим от возбуждения, вопросительным взглядом. Не знаю, что он думал, но по его глазам было видно, что он решался на что-то значительное и важное. Не зная толком, что задумал Звезда, я вдруг подбодрил его:
— Давай! Давай!
Как он понял это «давай», не знаю, но в следующее мгновение Звезда как из пулемета выпалил здоровяку:
— Это что, я щенок?.. Ты хочешь ударить меня, сотрудника государственной безопасности?.. — И направил винтовку на всех троих.
Я почувствовал вдруг, будто проваливаюсь куда-то. В первое мгновение мне показалось, что все обдуманное и передуманное сразу рухнуло. Мы и в самом деле могли погибнуть. Оправившись после шокового потрясения, здоровяк сказал сиплым голосом:
— Да ты что?.. Спятил?.. Да ты подумай, о чем говоришь!.. А ну, брось винтовку!
Все трое не на шутку испугались. Они просто окаменели от слов «государственная безопасность» и в первое мгновение потеряли дар речи. Сидели не шелохнувшись, с надеждой уставившись на меня. Однако дуло винтовки было направлено только на них, и теперь они уже не могли не понять, что Звезда меня не боится.
Словесная игра закончилась. Больше уже нельзя было продолжать игру в прятки. Необходимо было действовать в открытую.
Трое сидевших передо мной побледнели как полотно и смотрели на меня испуганными, широко раскрытыми глазами, которые молили о снисхождении и милости.
— Да, — сказал я, стараясь держаться как можно спокойнее, — мы действительно из органов государственной безопасности!..
Здоровяк схватился своими огромными ручищами за голову, словно хотел защититься от удара, и простонал в наступившей тишине:
— Мать моя родная...
— Значит, нас предали... — чуть слышно прошептал один из братьев и протянул руку к винтовке.
— Не шевелись! — закричал Звезда, заметивший это, и тот поднял руки вверх.
Нам необходимо было наступать, и я продолжал:
— Мы здесь для того, чтобы спасти тех, у кого еще не запачканы руки кровью. Таких, как вы, и вам подобных. Нам нужен только Фантом и его подхалим Серафим. Их руки обагрены кровью ни в чем не повинных людей! А кто вы? Обманутые и запутанные люди, которых они хотят сделать убийцами! Предположим, убьете вы сто, сто пятьдесят человек... А что дальше? Ведь на земле от этого не исчезнут настоящие люди. Придут другие девушки и юноши, а погибшие, даже мертвые, поднимут на борьбу тысячи живых!..
Все трое слушали, стараясь не пропустить ни единого слова. Их лица приобретали нормальный цвет, на щеках появился румянец. И все-таки трудно было вывести их из состояния оцепенения. Я волновался. И не только за себя и Звезду — за этого совсем юного паренька в куртке гимназиста, но и за судьбы этих троих, да и некоторых других из банды, которые погибнут, так и не узнав, ради чего. Волновался я и за молодых строителей, прокладывавших дорогу в новую жизнь, тех, кто воевал с горами, а мог погибнуть где-нибудь в овраге. Ведь Фантом замышлял повесить их на деревьях недалеко от села или вдоль недостроенной дороги. Я волновался за тех, кто мог погибнуть, так и не испытав радости своего труда.