— Пора! В добрый тебе час!
Он быстро вышел из машины и, глядя на меня из темноты, шутливо произнес:
— Потом дадите мне рекомендацию в Народный театр?
Елин крепко пожал мне руку и ушел на свое первое задание. Я волновался, хотя и понимал, что пока ему ничто но угрожало. Однако кто знает, что может случиться?
Прибыв в местное отделение милиции, я приказал дежурному пропускать ко мне посетителей в любое время, поскольку был уверен, что, кроме Елина, никто меня разыскивать не будет. Я лег на диванчик и мгновенно уснул.
Проснулся оттого, что дежурный потряс меня за плечо и спросил, можно ли пустить посетителей. Я вскочил, плеснул из графина воду в лицо, вытерся платком, сделал несколько приседаний и закурил. Сна как не бывало. Дежурный ввел молодую, лет двадцати — двадцати пяти женщину. Ее можно было бы назвать красивой, если бы она не казалась такой строгой. Говорила она как-то по-мужски, отрывисто, и резко. За ней, с фуражкой в руке, опустив седую голову, вошел мужчина в дешевеньком костюме и грубой крестьянской обуви.
Я всегда старался держаться просто и естественно, когда принимал посетителей. Так поступил и сейчас. Молодая женщина пришла ко мне, видимо, сообщить что-то важное. Я пригласил ее сесть, однако она продолжала стоять, грозная и прямая, и смотрела на меня так, будто укоряла: что, мол, ты за начальник, если сразу не спросил, что привело меня в такой поздний час?..
— Садитесь! Садитесь! — повторил я приглашение как можно спокойнее.
— Я спрашиваю, вы начальник или нет? — еще более настойчиво и важно спросила женщина.
— Нет, я архиерейский наместник! — сердито ответил я и снова указал на стул: — Садитесь, прошу!
Наконец она, видимо, убедилась в том, что говорит не с помощником писаря в общине. Конечно, ее смущала моя молодость. Я тогда действительно был еще молодым.
— Хорошо, — решительно проговорила она, но сесть отказалась, а затем продолжала: — Вчера поздно вечером к нам постучался один сомнительный тип!..
— Совсем и не сомнительный! — виновато прервал ее присевший на стул пожилой мужчина. — Только он был сильно уставшим. Просто изнемогал от усталости!
— Мой отец, — указав на пожилого мужчину, продолжала женщина, — пригласил его в дом, накормил... не спросив ни имени, ни фамилии, не говоря уже о паспорте... Я приехала из Смоляна. Мы с мужем живем там. Мой муж — капитан пограничных войск... Я увидела незнакомца, когда он умывался. Он попытался не показывать мне свое лицо, и это вызвало у меня подозрение. Я молча прошла к себе. Дождалась, когда он ляжет и уснет. Петли дверей мы всегда смазываем салом, и они открываются без скрипа. Я осторожно вошла к нему. Это было в полночь. Постояла минуту-другую. Убедившись, что незнакомец спит, я ощупала его куртку. Смотрю — паспорт. Читаю: «Елин Георгий Узнов, родился в Бельово 13 июля 1929 года». Спрашиваю отца: «Кто этот парень?» Он отвечает: «Его, кажется, зовут Христо, он внук твоего дяди Кольо Пирнарева из Пазарджика». Это еще больше насторожило меня. Незнакомец продолжал спать. Я пошарила под подушкой, и — представляете себе, товарищ начальник, — пистолет! Хотела тут же пристрелить его, но потом решила: нет, надо сообщить!..
— Слава богу, что не натворила беды! — вновь вмешался старик.
Я вдруг совершенно отчетливо представил себе кандидата в актеры Народного театра с пробитой головой на чистых простынях, а у его изголовья — жену офицера с пистолетом в руках.
— Расскажи товарищу, о чем вы вели разговор... — обратилась она к отцу. — И не скрывай ничего! Срам! Зять — пограничник, офицер, дочь тоже живет на границе... Извините, товарищ начальник, как нам смыть это пятно?..
Пожилой мужчина рассказывал обо всем искренне и очень коротко, и я ему верил больше, чем его дочери, поскольку в ее объяснениях проскальзывали какие-то корыстные нотки. И я не ошибся. Позже она попросила письменно подтвердить все обстоятельства ее «подвига», и в этом проявилось ее неприкрытое желание подняться как можно выше. Я написал свой отзыв в весьма сдержанных тонах, несколько даже умалив ее патриотические заслуги. Однако и такой отзыв в руках этой дамы мог послужить неплохим основанием, чтобы ее поставили в пример за проявленную бдительность. Тем не менее впоследствии она написала на меня донос, будто я упустил опасного бандита.
Ее отец говорил дрожащим голосом, стараясь сгладить бурные обвинения своей дочери: