— С ятаками от лесопилки пойдешь вверх, вдоль реки. Здесь есть заметная на снегу дорога. Дойдешь до поляны и выйдешь к источнику Долгий чучур. Там стоят три тесаных деревянных корыта. Затем повернешь прямо на север и, пройдя шагов двести, увидишь около леса большую скалу, похожую на сидящего медведя. Пройдешь мимо нее и заметишь следы — мои и Мануша. Остановиться здесь и трижды постучишь, но не три, а четыре раза.
— А если никто не отзовется?
— Тогда поднимайся наверх, к землянкам!
Агент привстал и задумался: «Идти ли? Куда? А этот парень, которому нет еще и восемнадцати? Вроде бы и бессмысленно его...»
Он повернулся, оценивающе посмотрел на юношу, который улегся на снег, и уголки его сжатых губ стали расходиться в грустной улыбке.
— Хорошо, что до сих пор не верил!.. Благодарю за пароли!
Антон встрепенулся. По телу его побежали мурашки, а сердце пронзила острая боль. Рука машинально потянулась к рукоятке пистолета. «Мерзавец!.. Предатель!.. Убийца!» — чуть не крикнул он, но, сдержавшись, промолвил:
— Давай! Чего медлишь?
— Он считал тебя мужественным и твердым, а я вижу...
— Гад! — вскрикнул Антон, вскинул пистолет и нажал на спусковой крючок. Агент засмеялся. И этот зловещий смех словно плетью обжег лицо юноши. Он закрыл глаза...
— Как ты мог поверить? — укорял Страхил только что прибывшего в отряд бойца.
— Виноват, товарищ командир! Я думал, что он наш, так сказал мне... Откуда я знал? — оправдывался партизан...
— Не переживай! Все ошибаются! — сказал агент. — А если поймешь, что в полиции не все звери, оставлю тебя живым!
Антон безнадежно посмотрел на холодный ствол своего оружия и с горечью подумал: «Как я раньше не заметил, что пистолет был без патронов?.. Тогда бы я...»
То, что будет дальше, уже не имело никакого значения, даже если бы и удалось разоблачить подлость врага. Уже потеряло всякую цену и то молчаливое упорство, проявленное там, внизу, в околийском полицейском управлении. Твердость иссякла в нем, а мужественное поведение закончилось обыкновенным предательством. Все по глупости! И теперь нельзя ничем поправить ее: ни оружием, ни преданностью делу, за которое отдал бы жизнь, ни временем, поскольку его путь уже завершался здесь...
— Еще раз увидишь восход... последний! И тебе не жаль своей молодости?!
Забыв про рану, Антон вскочил на ноги и из последних сил швырнул пистолет в своего мучителя. Агент схватился за голову — она оказалась в крови. Резким движением он извлек из кармана брюк другой пистолет и прицелился.
Антон упал ничком в снег и затрясся от плача. Плакал от тихо, совсем неслышно, слезы душили его. Нет, это был не плач, а скорее стон от стыда и ненависти к себе за то, что так легковерно он предал отряд и теперь был бессилен исправить ошибку.
— Хорошо! — Агент опустил пистолет. — Слово не воробей, вылетит — не поймаешь! Не буду тебя убивать! Ладно, хватит рыдать! Умрешь и без моей помощи!
— Трус! Ты боишься! Трус!.. — кричал вслед ему Антон.
Агент пошел по гребню горы. Он даже не нагнулся, чтобы поднять брошенный в него пистолет.
Побледневший Антон вдруг вскочил, словно его подбросила какая-то пружина, и, выпрямившись, громко, откуда только взялись у него силы, закричал:
— Ману-у-уш!.. Ману-у-уш!..
Юноша бежал, падал, затем полз, потом снова вставал, продолжая звать Мануша. Горы откликались на его крики грозно рокочущим эхом.
Агент остановился и обернулся. Увидев ползущего Антона, он, может быть, впервые за эту ночь испугался: ведь там, наверное, могут услышать, ведь люди совсем близко отсюда, того и гляди поспеют. Немного поразмыслив, он, однако, решил не стрелять: любой шум сейчас излишен. Однако Антон продолжал вставать, падать, ползти и звать товарищей. Его крики заставляли агента останавливаться. Наконец он не выдержал и бросился назад. Антон встал и выпрямился. Он хотел, чтобы как можно скорее раздался выстрел, поскольку знал, что на лесопилке его обязательно услышат, Агент же боялся этого, но был вынужден стрелять...
Полицейский наклонился, взял два камня около растрескавшейся гранитной скалы и оглянулся. Его лицо обливалось потом, но он испытывал удовлетворение: все же он сумел вырвать то, о чем бы юноша не сказал даже под дулом пистолета... От места этой явки до грозного партизанского отряда оставалось сделать один шаг.
Остановился. Сориентировался, какой путь пройден от расположения «засады», столь отлично инсценированной полицейским начальником, до места, куда его привел этот парень. Ага, вот этот бук, в который ударила молния... Перевел дыхание. Нет, он не питал ненависти ни к кому. Он хотел убивать не как полицейский, а как охотник, который хитрее хитрых, сильнее сильных. Хотелось убивать без глупой жестокости, но умно и точно.