А в это время Антон лежал на гребне высоты и застывшим взглядом своих голубых, как небо, глаз смотрел на остановившуюся над Пирином бледную, холодную луну.
Мануш ответил на долгожданный пароль. И хотя шедший человек был незнаком, партизан встал из укрытия и пошел навстречу, забыв о предосторожности. Мысль об Антоне не давала покоя. Почему идет другой вместо него? Сердце сильнее забилось в груди, рука до боли сжала автомат.
— Где он? — с тревогой спросил Мануш, словно предчувствуя страшную беду. И в холодном напряженном безмолвии раздался голос незнакомца:
— С ним ничего не произошло!.. Он жив!.. — Но, спохватившись, агент замолк. Он солгал, сам не зная почему. Может, оцепенел от вида Мануша? Или успех вскружил ему голову? — Только ранен... Пошлите меня. Здесь есть мул...
Мануш тяжело вздохнул и сел. На его лице выступил холодный пот. Он вытер его и с облегчением посмотрел наверх, где стояли три человека — ятаки. Подумал: «Почему он сказал: «здесь есть мул», а не мулы?..»
— Пойдем со мной! Я должен идти к Антону! — сказал Мануш и встал.
Агент молчал. Молчал и думал. А что сделает этот страшный партизан, если найдет парня? У него будет единственный факт — труп убитого, и ничего другого. Хорошо, что оставил около него парабеллум. Значит, произошло самоубийство. Путь в отряд открыт. Он должен был помнить все: и как парень нарвался на засаду и получил ранение в ногу, и как полицейский освободил его, чтобы продолжить игру до полного успеха. Но почему этот партизан вернул его? Надо было забросить свой пистолет...
Мануш шагал ловко и проворно, как серна. Он так сильно закусил губы, что вскоре почувствовал соленый вкус крови. «Кто из двоих все перепутал? Антон или этот? Антон хорошо знал, что надо сделать четыре раза по три постукивания. Почему этот человек сделал три раза по четыре постукивания? Ах, Антон, Антон... Может ли забыть партизан самое важное — пароль? Без него партизан остается вне жизни...»
Он стоял перед глазами Мануша, худой и совсем юный. Парню было обидно до слез, и он хотел объясниться. «Вы что, все ребенком меня считаете?..»
Мануш облизывал прикушенную губу, ему хотелось пить. «Хоть бы он был жив!.. Едва ли! Ранен, и такой мороз...»
Агент начал испуганно оглядываться. Он не заметил, как они пришли к месту, где должен был находиться труп. Вот гребень горы, вот кустарник, чьи ветки напоминали растопыренную ладонь...
Мануш наклонился и увидел кровь на снегу. Раненый, видимо, полз, переворачиваясь с боку на бок.
— Где Антон? — спросил Мануш, резко выпрямившись. Его голос прозвучал нервно и угрожающе.
Агент лихорадочно соображал: «А что, если он жив?..» И словно в ответ на эту внезапную мысль где-то сзади раздался стон.
— Он! Это он! — не оборачиваясь, воскликнул Мануш.
Агент сломя голову бросился вниз, но, услышав за спиной шаги, остановился и, повернувшись, увидел перед собой Мануша. Блеснуло пламя, и полицейский почувствовал, как его тело будто обдало жаром. У него закружилась голова, и все слилось воедино, потемнело...
Мануш взял на руки юношу, сдунул с лица его снег и нежно прикоснулся кровоточащими губами к голове.
— Жив!.. Жив!..
Он осторожно понес его. Парень был легкий, как снежинка, и тихий, как спящее дитя.
На востоке уже совсем посветлело. Горы пробуждались перед восходом солнца.
Глава вторая
МАТЬ
Она вздрогнула и оцепенела от страха. По телу пробежали мурашки. Звук исходил издалека, будто из-под земли. Прислушалась... Ничего! В сарае, где лежала солома, стояла звенящая тишина. И только ветер, январский ветер, свистел под стрехами крыши.
«Мне показалось... Чтоб ему пусто было, этому ветру! Говорит, как человек!» — подумала бабушка Илинка, но только наклонилась, чтобы своими высохшими руками взять ржаную солому, как вновь кто-то прошептал:
— Ваня! Ваня!..
Старуха бросила солому и выбежала наружу. На пороге она поскользнулась и упала, но быстро встала и снова побежала. Село было недалеко. Сейчас она добежит и соберет народ... Однако что-то ее удерживало.
«Стой! Подожди, бабушка Илинка!.. Перестань!.. Долго будешь болеть потом!» — мысленно приговаривала она себе.
Что это могло быть? Человеческий стон? Или это играет ветер, примчавшийся с гор? Есть ли в нем хоть капля жалости к старой матери, потерявшей трех сыновей в этих самых горах? Она остановилась и обернулась. Горы утопали в снегу. Только двери сарая зияли темным пятном, напоминая о тепле. Мать дышала тяжело и учащенно.