Проходившие мимо гумна селяне с состраданием смотрели на нее, опуская глаза. Никто не осмеливался беспокоить несчастную мать, потерявшую сыновей...
Изнутри доносился сдавленный стон. Сына мучила боль, а она не могла помочь ему, даже взглянуть на него, пока вокруг находились другие женщины. Она не выдержала и заплакала. Плакала не от боли (страдать ей приходилось много) и не оттого, что боялась не пережить последнего несчастья, а от бессилия и страха, что сын лежит беспомощным и каждый момент его могут услышать. Слезы застилали глаза и, медленно скатываясь по щекам, падали на грудь, но она не переставала крутить веретено. Сквозь слезы Илинка начала причитать, и со стороны это походило на пение.
— Знаешь, лучше б ты здесь не пела! — крикнул лесник Марин. — Замышляешь что-то? — Ему стало не по себе при виде этой высохшей старухи.
Илинка не заметила, как ой вышел из леса.
— А разве я пою, Марин? — удивленно спросила она.
— Конечно, поешь! Давай замолчи! Знаем мы ваши песни-пароли.
Лесник оглянулся и, убедившись, что вокруг уже никого нет, зашагал прямо к ней. Илинка испуганно посмотрела на него, затем прислушалась, не раздается ли стон сына. Но кругом стояла тишина, и Илинка поспешила спросить:
— Марин, скажи мне, сынок, ты везде ходишь, случайно не слыхал что-нибудь о моем сыне?..
— Ничего я не знаю! Ничего не вижу! Могу лишь одно сказать тебе: убиты все! И твой сын был там! Плохо, бабушка Илинка! Не повезло тебе с детьми! И ты не пой, не пой, а то и тебе будет плохо!..
И лесник стал медленно спускаться к селу. Марин полагал, что поступил гуманно, сказав бедной женщине все, что знал. Так или иначе ей все равно станет известно о постигшем ее несчастье...
Илинка продолжала стоять на месте как окаменевшая, прижимая к груди прялку и мысленно повторяя: «Белые — по две три раза в день, желтые — утром, в обед и вечером... Красный порошок растворять, пока вода не станет розовой... Намазать мазью...»
Когда Марин исчез из виду, она со всех ног полетела в сарай. Сын лежал тихо. Она подошла к изголовью, поцеловала его в губы и, ощутив их тепло, вздохнула:
— Тебе суждено выжить, сынок! Мать залечит тебе раны! Ты только потерпи.
Он посмотрел в глаза матери:
— Мама, какая ты красивая!..
— Спасибо, милый!.. Больно тебе?
— Мама, почему ты плачешь?
— Да я не плачу, сынок! Тебе просто показалось! Я даже что-то пела! Разве ты не знаешь меня?.. Подожди, вот вода для промывания. Будет больно — не кричи!..
Антон внимательно наблюдал за матерью, пока она промывала ему раны. Боль была невыносимой, но он терпел, закусив губу. Он не стал расспрашивать ее, откуда она взяла лекарства, да в этом и не было необходимости. Она принесла все, что нужно было для раненого.
— Никто не знает, для кого ты доставала лекарства, мама?
— Никто, сынок! Даже твой отец, который сегодня вернулся домой. Только мы с тобой знаем!
— Как? Он здоров? Почему его отпустили?
— Потому что они считают и тебя погибшим, сынок! Вот и отпустили его!.. Староста говорил мне: Э, Илинка, потеряешь и самого младшего сына». А я ему ответила: «Так уж суждено мне, староста! Было б у меня и больше сыновей, все равно всех бы послала в лес!» Выгнал меня, кровопийца проклятый!..
Она приложила мазь, аккуратно перевязала раны, а затем присела отдохнуть. На душе у нее стало полегче. Она верила, что сын теперь поправится. Дала ему первые таблетки, а остальные положила рядом и объяснила, как их принимать. Дома ее ждал больной муж, и, кроме нее, ему никто не мог помочь.
— Ты только сильно не охай, понял? Люди бывают разные!.. А зло от близкого человека ранит больнее, сынок!
Антон, спрятанный в сено и укутанный тяжелым одеялом, остался лежать один. Пытаясь вникнуть в смысл сказанных матерью слов, он вспомнил о Велко. Если б не он, отряд не погиб бы и Антону не пришлось бы лежать здесь на соломе. Одно дело — пасть в открытом бою. Там видишь врага и знаешь, как вести себя. А предателя не узнаешь сразу. Он смотрит тебе в глаза, делает участливое выражение лица, но все это — маска... «Времена изменятся, а вместе с ними и люди!» Кто сказал это?.. А какое это имеет значение? Важно, что люди изменятся...
Антон вспомнил разговор с полицейским. Тот кричал:
— Ты видишь перед собой одни бессмысленные миражи!
— Различные у нас с вами понятия, господин начальник!
— А какая польза от твоей борьбы, если из-за вас сжигают дома и женщины ходят в черных платках?