Тодор глубоко вздохнул и навсегда простился с этим светом. Казалось, на лице его застыло выражение надежды, что род его не исчезнет.
Сын понимал мать. Он знал, что она скорбит, но не хочет показывать виду. А он сам? Антон решил, что не имеет права предаваться скорби, как бы тяжело ему ни было. Воля к жизни должна быть сильнее скорби.
— На войне, сынок, это тебе не на свадьбе! А все люди смертны! — сказал ему однажды отец.
— Бессмертно дело, отец, дело!..
Согнувшись над сохой, крестьянин медленно пахал на впряженных вместе корове и осле. Пахарь, заметив женщину, остановился, выпрямился и так же неторопливо направился к ней.
— Добрый день! — поприветствовала она.
— Дай бог и тебе доброго дня! Что привело тебя сюда?
— Путнику — дорога, Петер, а хозяину — урожай!
— А ты кто будешь?
Он присел на межу, повернувшись спиной к весеннему солнцу, и закурил, а она сняла с головы выцветший, весь в заплатках платок и неторопливо, словно священнодействуя, надпорола одну из заплат.
Бай Петер, глядя то на ее руки, то на лицо, размышлял: «Эта измученная женщина пришла сюда, прямо на поле, не просто так...» А она тем временем достала из-под заплаты маленький, свернутый в несколько раз листочек бумаги и молча подала его крестьянину. Тот взял листочек, посмотрел на него с удивлением, а про себя подумай: «Что принесла эта женщина?!»
— Погляди, там что-то написано! — сказала она и склонила голову.
Он развернул записку и, прочитав ее, почувствовал, как по спине побежали мурашки: «Бай Петер, зимой меня ранило. Принесшая записку женщина — моя мать. Скажи ей, как найти отряд. Антон».
— Ошибаешься, матушка! — произнес Петер, возвращая записку. — Это не мне, а кому-то другому. Я в таких делах не разбираюсь...
«Как так не разбирается? Сын же говорил мне, что Петер знает его лично. А я должна отдать записку, и только!» — подумала она, а вслух сказала:
— От сынишки моего! Он написал в записке все...
— Сказал тебе, что эта записка не для меня, а для кого-то другого. В ней пишется о вещах, в которых я не разбираюсь!
И Петер действительно ничего не понимал. Он слышал, что в Зеленом долу отец предал дочь, а ее взяли и расстреляли на его глазах. А здесь еще похуже. Кто не знает, что все из отряда, в котором был и Антон, погибли этой зимой. Не выдержала, видно, мать и решила услужить полиции, чтобы только выпустили из тюрьмы ее мужа. Не знал Петер, что Тодора уже нет на свете.
— Иди себе! Иди, а мне надо пахать. День короткий! — сказал он, вставая. — А таких записок мне не надо! Бедный я человек, зачем хочешь подпалить мой дом?
Петер взял соху и медленно двинулся вдоль борозды.
Не оборачиваясь, Илинка быстро пошла в обратный путь. И пока она шла, злясь на этого бессердечного крестьянина за его недоверие, в ее голове созревало новое решение. Она замедлила шаг и еще больше задумалась. Ведь два месяца скрывается у нее сын, и никто ничего не узнал об этом. Все считают его погибшим. Вот и весна уже, цветут сливы и груши. Говорят, будто война закончится до петрова дня. А до него осталось всего около четырех месяцев. Зачем отпускать сына в лес к партизанам? Хоть и выздоровел он, но еще очень слаб, может опять попасть в беду. Надо оберегать его, пока не кончится эта ужасная война. Ей рассказывали, будто во дворе дома матери, под деревом, когда-то вырыли убежище для гайдука. Турки сожгли всех, а гайдук остался, целым и невредимым. Может, сохранилось это убежище? Незачем больше ходить к людям, пусть сын будет с ней...
Она уже ясно представляла себе, как станет оберегать сына — единственного и последнего продолжателя их рода.
Илинка застала Антона отдыхающим в кустах. Ему уже не сиделось взаперти, хотелось дышать свежим воздухом, быть на просторе.
— Мама, не встретила по дороге лесника?
— Нет, сынок! Никого не встречала!
— Как стемнеет, Марин придет в сарай!
— Нехорошо это! Придет, говоришь?
— Ну а как бай Петер, нашла его?
— Не верит! Ну а я много не умоляла его.
Антон вскочил на ноги:
— Где записка?
Мать сунула руку за пазуху и вытащила смятый, уже бесполезный клочок бумаги.
— Слушай, сынок, если придет Марин, это не к добру! Хоть он и родня нам, зла вроде не должен сделать, но все же он — представитель власти!
— Завтра опять пойдешь.
Она ничего не ответила, но только еще больше расстроилась оттого, что не знала, как сохранить при себе сына, и совсем забыла про старое убежище гайдука. Да и что ему, мужчине, выжившему после двух пулевых ранений, делать возле матери?..
И вновь она поспешила в соседнее село, избегая встречи со знакомыми и незнакомыми людьми. Ее угнетала мысль, что она сама подвергает сына новым опасностям, навлекает на него новые беды. Но говорить ему о том, что она не спит по ночам от страха за него и не знает, какие еще силы держат ее на ногах, она не хотела. Когда навеки сомкнутся глаза матери, пусть сын помнит ее такой, какой запомнил с детских лет. Это значило для нее больше, чем оставшиеся дни ее жизни.