Атанасов с горечью произнес:
— Я его так укрою, этого Кара Мустафу, что он...
— Ты дашь ему свою карточку, — прервал я его, — и она откроет нам больше, чем то, что ты «скрываешь» от меня и от других начальников, — пошутил я.
Но Атанасову было не до шуток. От гнева он даже покраснел и, вставая из-за стола, со злостью проговорил:
— Да я перебью их всех до одного! Это оскорбляет меня!.. Я покажу этому прохвосту, чтобы он и думать не смел о том, что он всесилен и ему удастся запугать всех в Чече!
— И все-таки, Атанасов, ты дашь ему свою карточку! Разве ты не видишь всей выгоды, которую мы извлечем из этой игры? Об этом можно только мечтать, когда враги принимают тебя за своего и полностью тебе доверяют!
Он на какое-то мгновение замолчал, а потом, иронически улыбнувшись, заметил:
— Так-то оно так, товарищ инспектор, но мне кажется, вряд ли что из этого получится...
Вечером Атанасов принес фотокарточку Мустафе и хотел расписаться на ней на память, но тот остановил его:
— Не нужно, Сотир, без автографа будет лучше! Твоя фотография отправится в дальний путь...
— В добрый час, Кара Мустафа, ты теперь ее хозяин. Поступай как знаешь, — ответил Атанасов.
— Мне приходится далеко ходить, Сотир! Я взялся за большую игру и не знаю как, но придет день... — Тут он умолк, и Атанасов только пожал плечами.
После этой встречи мы дали указание на все посты в районе, чтобы там прекратили открытое наблюдение за Кара Мустафой. А бандиты вновь установили мины на дороге. Правда, на этот раз пострадал только слепой конь, которого мы пустили по дороге, чтобы проверить, не появились ли новые мины. Атанасов то и дело задумывался над тем, куда приведет его эта игра; к нему тайком, обычно ночами, приходили жители окрестных сел — и пожилые, и молодые — и сообщали все, что знали о Кара Мустафе, о бандитских группах, которые свободно переходили границу, и о людях Кара Мустафы из различных деревень.
Постепенно, по мере того как прояснялись печальные события в Юго-Западных Родопах, мы все отчетливее представляли себе наши будущие действия...
Прошло лето. Стало чувствоваться приближение осени. Грабы и буки оделись в ярко-красный наряд, искрясь в долинах среди темно-зеленых боров. По утрам трава покрывалась инеем. Светило мягкое, нежаркое осеннее солнце. Над полями плыли бриллиантовые нити паутины. На изгороди дворов и сараев красовались гроздья перца, бобов и других растений, заготовляемых на зиму.
Атанасов не запирался на ключ в своем кабинете. Однажды поздно вечером дверь тихо приоткрылась, и из темноты кто-то прошептал:
— Атанасов, не бойся, убери свой пистолет, это я, Кара Мустафа! Ты не узнал меня?
Властной рукой Атанасов чиркнул спичкой, поднес ее к фитилю лампы, и мрак исчез. Кара Мустафа сел напротив. Словно очнувшись от страшного сна, Атанасов, готовый ко всяким неожиданностям, спокойно проговорил:
— Добро пожаловать, Кара Мустафа! Ты знаешь, рука у меня быстрая — если б не узнал тебя, могло все кончиться плохо. В другой раз не делай так. Я официальный представитель власти, и ты, не скрываясь, можешь приходить ко мне в любое время.
— Верно, Атанасов, могу! И утром и вечером, всегда могу, но хочу вот так, чтобы никто не видел. Не люблю я людских глаз. Не приносят они добра, а творят только зло...
Закурили. Гость вынул лист плотной хорошей бумаги, неумело открыл авторучку с золотым пером и сказал:
— Напиши все о себе! Кто ты, где и когда работал. Просили. Особенно просили подробнее написать о том, как ты попал в органы государственной безопасности, кто тебя поддерживает и опекает, доверяют ли тебе коммунисты.
Атанасов едва сдержался, преодолевая вспыхнувший гнев. Он с трудом подавил желание скомандовать «Руки вверх!» и выстрелить в упор. Однако заставил себя улыбнуться и спросил:
— А что, если эта твоя бумага попадет не туда, куда следует? Ведь тогда ни тебя, ни меня уже никто не спасет и не защитит!
— Об этом не беспокойся! Кара Мустафа знает свое дело!..
Атанасов понимал, что ему необходимо как можно лучше сочинить свою автобиографию и особенно искусно описать жизненный путь до 9 Сентября. От того, насколько правдоподобно он нарисует картину своего «проникновения» в органы государственной безопасности, будет зависеть его дальнейшая работа во вражеском стане.
Колыхалось пламя керосиновой лампы, образуя на потолке бледное пятно в облаках табачного дыма. Где-то за нетопленой печкой трещал сверчок. Низкие свинцовые облака затянули небо. В комнате было мрачно.