Антон даже не услышал собственного выстрела, но ясно увидел, как полицейский отпрянул назад, инстинктивно поднес руки к лицу и рухнул навзничь. А юноша тем временем, вскочив на ноги, быстро побежал вниз. Он не помнил, как очутился в овраге. Слышал только доносившиеся выстрелы, крики и топот сапог... Преследуемый полицейскими, Антон не останавливался и вовремя успел выйти на единственную и еще свободную тропу в горы.
Стрельба становилась все реже и вскоре вообще затихла. Антон почувствовал, как вспотевшую спину охватывал холод. Надо было остановиться, перевести дыхание и оглядеться. Ему очень хотелось свернуть к Брезнице и обогреться возле теплого домашнего очага, но он не сделал этого. Антон то и дело поглядывал в сторону расположенного слева от него леса: если группа полицейских успела перевалить через вершину и спуститься к мельнице, то путь отхода для него будет закрыт.
Поднявшись высоко в горы от места засады, Антон присел отдохнуть. Он отчетливо вспомнил, как, неожиданно услышав выстрелы, упал на землю и, почувствовав боль, попытался проверить, не ранило ли его, как до него сквозь стрельбу донеслось распоряжение Гецаты: «Принять влево и назад!..»
И вот теперь, успокоившись и оценивая случившееся, юноша окончательно понял, что им руководил не страх, а скорее инстинкт самозащиты.
А товарищи? Мог ли он помочь им? Нет! Их сразило с первых же выстрелов. Теперь оставалось только одно — мстить за погибших. И когда придет победа, а она придет непременно, никто не поверит слезам преступников... Их будут судить везде — и на селе, и в городе...
Антон прислушался. Было тихо. Он мог еще немного отдохнуть.
Бай Михал... Нет, не может быть, чтобы за его помыслами скрывалось что-то нечистое. Но почему такими чужими показались тогда его слова?
— Почему говорят о народе как о чем-то целом? — запальчиво спрашивал бай Михал на одной из встреч. — Народ — это и полицейские, и сборщики налогов, и старосты, и попы, и учителя, и торговцы табаком, и бакалейщики, и министры, и фельдфебели, и подпоручики, и сторожа... Народ — это не единое целое. Народ — это не только те, кто окапывает табак на плантациях. А предатели? Ведь многие из них вершат черные дела, потому что убеждены в своей правоте! Кто, например, сможет разобраться в преступлениях капитана Николчева и осудить его? Никакой народный суд не сделает этого! Когда победим, будем вершить суд там, где нас застанет победа...
Бай Михал говорил о победе, а сам позволил этим людям, которых ненавидел и недооценивал, поймать и избить себя. Если б не избрали новый околийский комитет партии и его секретаря комиссара Димо, создалось бы очень тяжелое положение.
Антон встал, собираясь идти, но в этот момент где-то совсем близко раздались голоса. Юноша залег и вскоре увидел слева двух проходивших женщин. Значит, там была дорога... Антон прислушался и сразу разобрал их несложный разговор.
— ...Ничего не могла купить! Староста не дает записки, а без нее талоны ничего не значат!
— Ну а разве ты не слышала? Он привез с собой распутную женщину из Хисарски-бани. На ней всякие вещи, купленные без талонов. По вечерам, ни от кого не таясь, он ходит к ней.
— А кто она?
— Да новая учительница... А жена его горькими слезами заливается...
— Вот нагрянули бы ночью партизаны да и отсекли бы ему голову!
— Подожди, отсекут и ему голову. Не беспокойся... На днях из армии приезжал в отпуск мой сын. Он рассказывал, что головы уже летят одна за другой. Еще немного осталось ждать, дойдет очередь и до нашего...
Антон двинулся в путь. Он стал подниматься выше в горы, стараясь избегать встреч с возвращавшимися с полей крестьянами. Случайно услышанный разговор и все пережитое от внезапного столкновения с врагом вызывали рой мыслей. Антон вспомнил, как он с Гецатой посещал ремсистов в селах, вспомнил их вопросительные взгляды, обращенные к Гецате — секретарю околийской организации РМС. И сознание того, что Гецаты уже больше нет, отдавалось острой болью в сердце. Антон думал о том, как будут переживать товарищи, когда узнают, почему не состоялась встреча. Юноша испытывал страх за ребят, которых знал лишь в лицо, поскольку их имена держались в тайне. Ну а если ему и были известны некоторые имена, то он старался поскорее забыть их. Связь поддерживал с ними Гецата. А теперь?.. А вдруг Гецату ранило и его схватили полицейские? Антон знал, что от Гецаты в околийском полицейском управлении не добьются ни слова. Кто же теперь будет поддерживать связи? Кто займет место Гецаты как секретаря в этот трудный период? А что, если постигшая их беда окажется непоправимой? Сможет ли кто другой заменить Гецату?