— Это пустяк, — услышал он злорадный голос.
— Вздумаешь доносить — запорю.
— Завтра же! — повторил Алексей.
Кулаки, как пудовые гири, обрушились на него. Тело начало деревенеть. В темноте кто-то приближался с заводной ручкой от автомашины. Алексей хотел кричать, звать на помощь, но из груди вырвался лишь сухой хрип. Собрав силы, он метнулся к крыльцу своего дома, заскочил в сенцы и сорвал со стены двухстволку…
Помнит он сноп пламени и лицо Драчука, выхваченное на мгновение из ночи и перекошенное в ужасе…
— Дяденька!.. очнувшись, будто от сна, услышал Алексей.
Солнце давно скрылось. Небо сделалось чернильно-темным, на нем густо высыпали осенние звезды. Двое малышей убежали домой. Только этот, назвавшийся Колей Драчуком, нс уходил.
— Дяденька, вам негде ночевать, да?
— Не беспокойся, дружище, где-нибудь устроюсь.
— И столовая уже закрылась, — раздумчиво продолжал малый, Алексей встал, подхватил пиджак и мешок и протянул ему руку:
— Идем, провожу.
Мальчуган не мог скрыть радости:
— Мы живем рядом… И мама с работы уже пришла…
А тут, — он обернулся и указал на едва заметный в темноте карагач, тут дом стоял. Плохой, побитый… Никто не жил в нем… Раньше тетя Таня с Ирочкой, моей подружкой, жили. Потом уехали. Мама говорит далеко-далеко, под Москву.
— А дом?
— Завалился. Антипыч бульдозером поравнял, и стало хорошо играть.
— Ну вот ты и пришел, — незнакомец остановился против небольшой избы, словно придавленной к земле и давно нуждавшейся в ремонте.
«Войти или нет?» — колебался Алексей. Он понимал, что дом этот единственное место, где можно получить какие-то точные сведения о Татьяне. За восемь лет он, «зэк» Китов, узнал лишь, что у него родилась дочь и что назвали ее Ириной. С Татьяной переписка оказалась невозможной.
Потрясенная всем случившимся, она задолго до родов слегла в больницу. Писать ему не могла. Может, она поверила, что он вор и убийца? Это невозможно! Но кто знает?
На следствии и суде Алексей твердил единственное: виноват… Он уже свыкся с мыслью, что счастье потеряно навсегда. Но когда срок подошел к концу, в нем вспыхнула надежда: Танюшка, конечно, не может не ждать, она непременно ждет. Надежда овладела всем его существом. По ночам в его воображении, как в калейдоскопе, проносились встреча с женой и дочерью, прогулки с ними на ближайшее озеро. Иришку он ясно представлял и без фотографии: черноголовая, ласковая, задумчивая — словом, вылитая Татьяна… Выйдя на свободу, он сграбастал свою волю в кулак и месяца два работал на самых тяжелых работах.
Грузил. Копал землю. Валил лес. Трудился, как зверь, лихорадочно. Он знал, что им, женщинам — Татьяне и Иришке, трудно. Что он должен помочь. Сразу же! У него будут деньги… Но вдруг где-то, в тайниках, зашевелилось сомнение. Он бросил все, получил расчет, и вот он здесь…
— «Войти или нет?» — мучительно раздумывал он.
Дверь отворилась. На пороге появилась женщина. В ярком свете электролампы, снопом вырвавшемся в открытую дверь, Алексей увидел до боли знакомое лицо. Наташа!
— Коля! — требовательно позвала женщина. Со света она ничего не видела в сумерках.
— Иду, мам! — поспешил откликнуться мальчуган.
— Дяденька, подождите, я сейчас! — она умоляюще посмотрел на незнакомца и побежал к дому. Женщина скрылась за дверью. Мальчик с порога еще раз взглянул в сторону незнакомца и тоже скрылся.
«Войти или нет?»
Дверь снова распахнулась. Алексей увидел знакомого мальчишку в необъятном до пят пиджаке.
— Это костюм моего папы, — гордо заявил малыш, подойдя к Алексею. — У меня был папа, — добавил он так, будто боялся, что незнакомец ему не поверит.
— Да, да… конечно, — сказал Алексей.
Шрам на щеке серебрился в электрическом свете.
Алексей достал из внутреннего кармана своего пиджака небольшой сверток, бумагу и карандаш.
— Отнеси маме, — черкнув что-то на бумаге, передал он все мальчугану.
Мальчик исполнил приказание. Он был очень удивлен, когда увидел, как мать, развернув сверток, побледнела.
Четыре сторублевые бумажки. На листке мужским неловким почерком: «Здравствуй и прощай, Наташа. Это малышу. Алексей».
Дрожащей рукой мать сжала деньги и, бросившись к двери, выскочила на улицу.
На дворе была непроглядная ночь. И едва слышен удаляющийся топот тяжелых ботинок.
«ДОБРЫЕ ЛЮДИ»
Старший инспектор Аягузского районного отделения внутренних дел Манкенов взглянул на литсотрудника газеты и сказал: