- Будьте любезны, покажите личные дела артистов как работающих, так и уволившихся, ну, скажем, в течение последнего месяца. Не ответив ни слова, женщина нехотя достала из разных шкафов несколько десятков скоросшивателей. Личного дела Горбаня среди них не оказалось.
- Все ли дела, которые я просил, здесь? - Капитан положил руку на кипу папок.
- Здесь не хватает по меньшей мере одного личного дела. И вы знаете, о чьем деле идет речь. Я могу назнать фамилию сам. Но мне хотелось бы услышать это от вас.
- Ну, и что из того? Подумаешь, забыла завести личное дело! Преступление какое, - осмелела дама.
- Вы все-таки не сказали, чье дело отсутствует.
В ожидании ответа Самстов по привычке окинул кабинет. Его профессиональный взгляд отметил разницу в чистоте стекол единственного в кабинете окна. Как бы между прочим, он подошел к нему. Два больших стекла в двойные рамах были без замазки. Они-то и сверкали чистотой.
В лапках свежевыкрашенной решетки блестели шляпки недавно вбитых гвоздей. Теперь догадка его перешла в уверенность: Горбань - это Аристархов. Уничтожает за собой все следы. И, видимо, не догадывается, что, уничтожая одни следы, он оставляет другие...
Повернувшись ко все еще молчавшей женщине, капитан произнес:
- Вы не хотите рассказать правду? Ну, что ж, тогда я обойдусь без вашей помощи, но тем хуже для вас. Вот как дело обстоит: примерно с неделю назад вы, как обычно, утром пришли на работу. Сняли с двери мастичную печать, открыли дверь и в испуге бросились к директору.
На мебели, полу валялись разные документы, папки. Из разбитого окна несло холодом. Ну, что, продолжать дальше?
Изумленно глядя на Саметопа, женщина смогла лишь произнести:
- Откуда вы знаете?
- Скажите лучше, почему не сообщили в милицию?
- Я хотела... Апполлинарий Маркович... - путалась в словах вконец растерявшаяся женщина.
- Скажите вот что: остались ли какие-либо учетные документы на Горбаня?
- Адама Петровича? Как раз его личное дело и пропало. Вместе с учетной карточкой.
- Нет ли фотографии? Иногда их приносят больше, чем нужно.
- Ничего нет.
- Сколько времени работал Горбань в этом драмтеатре?
- Что-то около полугода.
- Откуда прибыл?
- Не могу вспомнить, - виновато подняла глаза женщина. - Ни года рождения, ничего...
Разговор с директором был коротким небезрезультатным.
- У меня только один вопрос: что вы можете сказать о Горбане? О происшествии в отделе кадров будем говорить в следующий раз.
- О Горбане? - переспросил Апполлинарий Маркович, ошеломленный тем, что капитан откуда-то узнал о том неприятном событии. - Милый, обаятельный, очень способный артист. Как он играет! Собирался еще сезон поработать у нас, на ролях положительных героев. Но почему-то раздумал. Я, право, и не спросил. Наверное, есть причины... - скороговоркой зачастил директор.
- И это все?
- А что же еще? - с откровенным недоумением уставился Апполлннарий Маркович на Темирбая.
- Где жил раньше, где учился театральному искусству, куда уехал, ну, в конце концов, холост или женат?
Апполлннарий Маркович лишь в растерянности развел руками...
Сходя с широкой театральной лестницы, капитан заметил подкатившую "Волгу". Из нее призывно махал рукой Зайцев.
- Заедем ко мне. Такой строганинкой угощу - пальчики оближешь. Небось, не пробовал?
- Какие новости?
- Хвалиться нечем. В комнате Горбаня, кроме хозяйской мебели, ничего. Ни хозяйка, ни соседи не знают, откуда он приехал в наш город и куда уехал. Скользский тип: говорит много, а послушать - ничего существенного.
Билет взял до Баку, с пересадками в нескольких пунктах.
Думаю, на одной из остановок он непременно "опоздал"
на самолет. И теперь ищи-свищи его по белу свету. Фотографии-то нет, а уж документы на другую фамилию у такого пройдохи, небось, заранее припасены. Не за что зацепиться...
- Нет, друг, здесь ты ошибаешься. Горбань все-таки оставил след. След в памяти многих знавших его людей.
А такой след стереть невозможно.
- Тебя, Саша, завтра ожидает много хлопот. Придется обежать все библиотеки... Потерпи малость, потом все объясню. У тебя, конечно, есть добровольные помощники? Вот и хорошо. Один и за неделю не управишься.
* * *
Рано утром Шалву поднял с постели звонок:
- Срочно к полковнику.
Над картой области склонились Даулбаев и Чернин.
- Вот что, Гогоберидзе. Водолазы, "прочесывавшие"
дно Камышового озера в поисках трупа Берсеневой, нашли труп другого человека. Немедленно выезжайте. Выясните, имеет ли этот случай какое-либо отношение к делу Берсеневой. Группа районных работников уже там. Учтите, "Москвич" был найден вот здесь, на Толстом мысу. - Острие тонко очиненного карандаша уперлось в карту. "Это километрах в четырех от шоссе, - мысленно отметил Шалва. - Знакомые места. От города километров пятнадцать с лишком".
И вот Шалва на широком песчаном плесе, исхлестанном всеми ветрами.
"Так. Далековато от машины. Километра полтора, не меньше. Тащить на себе такого дядю - дело долгое и нелегкое. Да и опасно. Могут увидеть, когда идешь поверху.
Вероятно, убийство произошло здесь".
Так мысленно рассуждал Шалва, разглядывая труп мужчины. Он уже не сомневался, что погибший - это маляр Мерзон Евсей Абрамович и он же Фуртаев Игнат Севостьянович, бежавший из мест заключения. Сообщение об этом поступило из Москвы вчера вечером.
Когда старший лейтенант ознакомился с содержимым рюкзака, привязанного к ногам трупа, у него не оставалось сомнения в причастности Мерзона-Фуртаева к делу Берсеневой. Четыре трафарета, кисточка, баночка с краской, узел вещей с заложенным внутри пустым ларчиком - говорили сами за себя.
- Целый мешок доказательств, - невесело пошутил старший лейтенант.
Не удивил Шалву и большой булыжник, заложенный в рюкзак. Таких много валяется по берегу. Назначение его более чем ясно. А вот зачем понадобилась взрослому человеку детская лопаточка с обломанным черенком? И где ружье? А уж куда яснее, что преступник был не один, не мог же Мерзон-Фуртаев сам себя убить, привязать к ногам рюкзак и бросить в воду? Не он совершил кражу у Берсеневой, так как никогда раньше в Казахстане не жил и не мог знать, где и что находится в квартире у Берсеневой.
Да и зачем ему письма?
Между тем судмедэксперт определил, что у Фуртаева раздроблена затылочная кость.
"Да-а-а, - размышлял старший лейтенант, пока райотдельский следователь оформлял протокол. - Оборвалась ниточка. Фуртаев уже сказал все, что мог. Одна надежда - на Темирбая..."
* * *
- Как живуг полярные медведи? - радостно пожал руку друга старший лейтенант. Он только что встретил Темирбая на аэродроме.
- Строганину жуют - снегом заедают, - отшутился капитан, усаживаясь на заднее сиденье "газика".
- Как дед Корней себя чувствует. Костя?
- А что ему сделается? - довольный вниманием Сямстова, ответил шофер. Знать, не забыл капитан про гу ночевку. - Восьмой десяток доживает, а память, дай боже.
Да и здоровьем не обделен: за жизнь свою ничем не болел, не смотрите, что маленький да щуплый.
- Увидишь, привет передай. Думаю, мы с ним встретимся.
Гогоберидзе рассказал о событиях последних дней.
- Почему ты думаешь, что убийство Фуртаева - дело рук сообщника?
- Кроме того, что я рассказал, об этом же говорят и следы. На Толстом мысу из "Москвича" вышли двое. Тогда земля была влажной, следы отпечатались четко. Заметь, следы двух человек. Шли рядом. До плеса. Здесь все смыло накатом в ветреную погоду, но выше мы опять нашли след.
Теперь уже один. Он вел к городу прямо по степи и на окраине исчез. Есть еще сомнения?
- Какова же цель убийства? Ограбление?
- Не похоже, вещи не взяты. Скорее всего - желание избавиться от свидетеля.
- Гипсовые слепки сделали?
- Конечно. Следы, которые обрываются на плесе, оставлены сапогами убитого.
- Фоторобот на Горбаня изготовлен?
- Да. И по нему опознан Горбань. Правда, неуверенно...