– Братья! Месяц назад мы собирали Совет общины, чтобы подумать, как нам быть. Молодые и старые, деды и внуки, все видят одно: наши страдания, словно земные дороги, не имеют конца. У каждого человека есть тень. А у нас – две: голод, как тень, следует за нами всюду, куда бы мы ни пошли. Я знаю жизнь: я подымался на самые высокие плоскогорья Паско, пересекал раскаленные пески Ика, спускался в сельву. И голод всегда, как собака, шел следом за мной.
Солнце раскинуло огненные крылья, парит в безоблачном небе, будто орел. Инри Кампос поднял руку. Шум снова утих.
– Месяц назад, на этой самой площади мы порешили: нашим страданиям не будет конца, если останемся здесь. Пойдем искать Новые земли, пойдем туда, где нет господ. Есть такая земля. Там, за горами, где река Мантаро разливается широко и нет через нее брода, я видел равнину: много деревьев там, много птиц, много рыбы. Эта равнина зовется Гран-Пангоа. В тех местах никто никогда не произносил слова «мое».
– Пангоа, Пангоа, Пангоа!
Крики взлетели над толпой, канули в небеса, будто камни в воду.
– В Гран-Пангоа построим Новую Янакочу. Засеем ноля а урожай поделим – каждому столько, сколько ему нужно, чтобы быть сытым, а продавать не будем. В Новой Янакоче наши дети вырастут свободными, словно рыбы в реках, что бороздят эту чудесную землю. Я обещаю вам: все, взрослые и дети, будут есть всегда столько, сколько захотят. И никто не сгонит нас с нашей земли.
– Да здравствует Янакоча! – крикнул я.
Вся моя ночная усталость испарилась.
– Да здравствует Новая Янакоча! – поправил Инри Кампос.
Под руками обезумевших музыкантов лопались барабаны. Будто зерна маиса из прорванного мешка, посыпались люди, окружили Инри Камлоса.
– Подожди-ка, Инри Кампос! – закричал Ремихио Роблес, надсмотрщик из Уараутамбо, обидчик и притеснитель. – Зачем ты подстрекаешь этих несчастных уйти отсюда? Зачем лжешь, будто поведешь их на новые земли? Тебе, как и Раймундо Эррере, шестьдесят три года. Ты хорошо знаешь, что никаких новых земель нет. С тех самых пор, как мир стоит, есть сильные и слабые, те, что повелевают, и те, что подчиняются. Каждому свое. Господа наслаждаются жизнью на этом свете, а мы получим вознаграждение на том. Зачем ты обманываешь этих глупых людей? Не в новые земли ведешь ты их, а в новое селение, которое они построят. А ты станешь там господином. Лживыми словами подстрекаешь ты доверчивых дурачков покинуть родные дома, ты обещаешь им светлое будущее, а оно будет еще хуже, чем прошлое.
– Да здравствует Новая Янакоча! – закричал я.
Ремихио Роблес указал на меня пальцем.
– Да не забудутся слова твои, Раймундо Эррера. В тот день, когда Инри Кампос станет господином в местах, которые ты хвастливо зовешь Новой Янакочей, да падет на тебя вся вина и боль за наше заблуждение! Этот человек ведет вас на гибель! – Он' указал на Инри Камлоса. – Он силен, хитер, привык к опасностям, а сыновья его в расцвете молодости и сил. Они заставят вас исполнять свою волю, и вам придется подчиниться. Тот, кто притворяется вашим слугой, станет вашим господином. Так ведется с тех пор, что стоит мир.
И отвечал Инри Кампос:
– В тот день, когда твои хозяева потребуют доказательств, что ты верно им служишь, можешь позвать нас в свидетели. А сейчас молчи и смотри!
Инри Кампос проехал сквозь толпу и остановился. Перед ним стояли старик и старуха в лохмотьях.
– Как тебя зовут? – спросил он старика.
– Селестино Роблес.
– Кто это такой? – Инри Кампос указал на надсмотрщика.
– Это мой сын, Ремихио Роблес.
– Что у тебя в мешке?
– Кости предков. Я выкопал их на нашем кладбище.
– Зачем?
– Чтоб они упокоились на кладбище Новой Янакочи.
Инри Кампос повернулся к надсмотрщику.
– Слышишь ли ты, что говорит твой отец? Вместе с жалким своим скарбом несет он с собой кости твоих дедов, прадедов и прапрадедов. А почему? Потому что уверен: лишь тогда познают они истинный покой, когда следующие поколения Роблесов будут жить на прекрасной земле, жить, а не голодать и холодать. И ты думаешь, только твои родители делают так?