все главы дописаны. Нет, даже Иисус не выдержал бы такого напряжения. Мне ни за что
не успеть к сроку. И тогда в издательстве меня возненавидят и расторгнут контракт.
Книгопродавцы узнают, что Лукадо не сдал рукопись в срок, и сожгут мои книги у себя
на заднем дворе. Жену мою заклюют, детей выгонят из школы. Думаю, на завтрак мне
просто необходима стопочка-другая виски».
Видите,
что
происходит?
Вполне
законная
озабоченность
обернулась
безнадежным, как жизнь алкоголика, страхом. Я шагнул в пограничное с неврозом
состояние. Больше ничего не планируя и ни к чему не готовясь, я вступил в братство «О, 22
горе мне, о, горе». От этого нас предостерегал Христос. Послушаем, как звучат Его
слова в одном из английских переводов: «Посему говорю вам, перестаньте все время
волноваться (беспокоиться, тревожиться) о своей жизни» (Мф. 6:25).
Иисус осуждает не наши законные заботы о выполнении своих обязанностей, а тот
настрой ума, при котором игнорируется присутствие Бога в нашей жизни. Пагубные
тревоги вычеркивают Бога из нашего будущего, толкая к неуверенности из-за
отсутствия веры, к решению повседневных проблем без Божьего фактора в уравнении.
Тревога — это затемненная комната, в которой негативы превращаются в позитивы.
Один мой приятель увидел пример такой неуемной тревоги у своей шестилетней
дочери. Торопясь одеться в школу, она стянула шнурки кроссовок в тугой узел. Рухнув у
крыльца, девочка с ужасом уставилась на свои ноги. Подъехал школьный автобус, одна
за другой убегали минуты, а ей даже в голову не приходило, что отец совсем рядом и
поможет ей, как только она его позовет. Ее ладошки затряслись, из глаз потекли слезы.
Наконец, придя в полное отчаяние, она уткнулась головой себе в коленки и
разрыдалась.
Это детский портрет пагубной тревоги. Тугой узел, привязывающий нас к страху и
отчаянию, не дающий заметить присутствие нашего Отца, Который совсем рядом.
Моему приятелю в конечном счете пришлось самому догадаться, что его дочери нужна
его помощь.
Почему же она сразу не попросила отца о помощи? Тот же вопрос мы могли бы
задать ученикам Иисуса. От помощи их отделяла одна-единственная просьба.
Иисус отправил их на отдых. Сердце Его тяготилось вестью об убиении Иоанна
Крестителя, и Он сказал ученикам: «...пойдите вы одни в пустынное место и отдохните
немного...» Поскольку «много было приходящих и отходящих, так что и есть им было
некогда» (Мк. 6:31).
Но тут появилась не имеющая съестных припасов толпа. Целая армия — в
пятнадцать, может быть, и в двадцать тысяч человек — побрела вслед за ними.
Множество несчастных и страждущих, не несущих с собой ничего, кроме своего
бремени. Иисус отнесся к ним со всей добротой. Ученики не разделяли Его сочувствия.
«Когда же настал вечер, приступили к Нему ученики Его и сказали: место здесь
пустынное, и время уже позднее; отпусти народ, чтобы они пошли в селения и купили
себе пищи» (Мф. 14:15).
О-о, кое-кто не слишком доволен. Последователи Иисуса обычно обращались к
Нему почтительно: «Господи». Но не в этот раз. Тревоги превращают нас в маленьких
тиранов. Ученики не просят, а распоряжаются:
— Отошли их, чтобы сами купили себе еды.
«Они что себе думают — что у нас ключи от хранилищ стратегического запаса?»
Никаких припасов не хватит ученикам на такую ораву.
Непочтительность учеников не беспокоит Иисуса. Он просто дает им задание: «...не
нужно им идти, вы дайте им есть» (Мф. 14:16). Представляю, как ученики пожимают
плечами и закатывают глаза, начиная собирать в кучку и пересчитывать свои скромные
припасы. Петр наверняка бурчал себе под нос:
— Посчитаем-ка хлебы: один, два, три, четыре, пять. Так, у нас пять хлебов. Андрей, пересчитай на всякий случай.
Тот считает:
23
— Один, два, три, четыре, пять...
Петр откладывает хлебы и смотрит на рыб. То же самое, считать-то нечего:
— Рыба... Посмотрим. Одна, две, три... Ан нет! Я эту рыбу посчитал дважды.
Похоже, у нас всего-то две рыбы!
Итог объявлен. «...У нас здесь только пять хлебов и две рыбы» (Мф. 14:17).
Обращает на себя внимание слово «только». Как будто бы подразумевается: «Припасы
у нас безнадежно скудные. Кроме этого сиротского ужина, ничего нет». Указатель
топлива встал на ноль; у часов кончился завод; в буфете — одни крошки. Филипп