Паники и повального бегства куда глаза глядят не было, хотя нуль-транспортная сеть работала безупречно и бесперебойно. Да и куда бежать, прикажете, когда неизвестно откуда, от кого или от чего исходит угроза?
К тому же армия защищала и оберегала народ. Родовые и благоприобретенные поместья конгрессменов и лендлордов, особо приверженных принципам демократии и разумного расходования народнохозяйственных средств, стали прикрывать группы рейнджеров в полном боевом облачении с ракетными подвесками на плечах и баллистическими гранатометами у бедер и предплечий. В то время как неподалеку от мест потенциальной концентрации любителей публичной политики повзводно и поротно барражировали индивидуальные защитно-атакующие боевые сферы спейсмобильных пехотинцев, а чуть повыше в ночном небе маячили красиво подсвеченные габаритными огнями трансбордеры орбитальной десантуры.
В таких условиях никто и думать отчего-то не желал, что где-то далеко у какого-то там Фароса ведутся какие-то работы внутри и снаружи по терраморфингу некоего надутого воздухом пустотелого шара, пусть даже в его неописуемые габариты вбухиваются несказанные финансовые и технологические ресурсы без законного одобрения народа в лице его законных представителей в Звездном конгрессе. Не до того нам сейчас, граждане и господа, когда вот-вот неизвестно с кем начнется метагалактическая война!
Таким образом, обустройство Террании-Примы состоялось самым недемократическим и волюнтаристским порядком. Критика началась уже потом, прежде всего за то, что император Яр III волевым решением распорядился отменить смену дня и ночи на внутренней поверхности гигантской планетной сферы. Позднее записные зубоскалы из новостных масс-медиа измыслили: дескать, в детстве маленький герцог Ярик боялся темноты, и приписали ему инфантильно-анекдотическую фразу: "Пусть всегда будет солнце!". Тогда как в реальности император прислушался к частному мнению ряда членов НТ-ареопага, категорически выступивших против фальшивой имитации звездного неба над ночной стороной небесной тверди Террании-Примы.
Как раз деятельность императорского научно-технологического ареопага планировал исследовать Даг Хампер в ближайшем будущем. Ко всему прочему, ему самому не слишком нравилось, что у него одновременно сверху, снизу и везде находится земная, она же небесная твердь. Пусть даже ее было не разглядеть за блеском Яриса, естественно, невооруженным глазом.
В самом деле, всюду над головой наблюдателя, стоящего на инсайдерской стороне Террании-Примы располагалась воистину небесная твердь, почти такая, какой ее себе представляли предельно отдаленные от Дага Хамера его давние-давние наивные пращуры, вместо технологий наделенные здравым смыслом. В мгновение ока этой тверди можно было достичь, потрогать, чтобы убедится в ее вещественности. Пускай для такого дурацкого занятия пришлось бы воспользоваться планетарным нуль-транспортом. Да и солнце, она же луна, по оной тверди не ходило, а все время, как приклеенное, неподвижно стояло в зените. Ночи — вот трагедия! — не получилось, и звезды злой император не дал зажечь и приколотить к твердому небу серебряными гвоздиками. И земля представлялась не плоской, а в виде вогнутого блюда, чьи края ощутимо поднимались к линии горизонта.
Оставив в покое, космогонические мировоззрения древних, опять Даг Хампер с неудовольствием вспомнил, какие-сякие антиподы располагаются не только у него под ногами, но и над головой. Поскольку жители внутренней поверхности в антиподах не могут не иметь обитателей внешней, как говорили, аутсайдерской стороне, освещаемой и согреваемой лучами Фароса-XIX, скоропостижно и официально (какое невежество!), ставшего Геммой, альфой легендарного созвездия с монархическим именем Северная Корона.
Внешних антиподов, как и то, что творится у аутсайдеров под Геммой, типичный инсайдер Даг Хампер, откровенно говоря, недолюбливал. Как палеографу, не нравилось ему и то, как на всем выпуклом пространстве столичной планеты Яр III Фундатор по чисто политическим мотивам сотворил глобальный муляж изначальной Земли, не менее, чем в в 30 раз превышавший площадь поверхности оригинала.
Mens sana in corpore sano. В здоровом теле здоровый дух.
Ювенал, "Сатиры".
Полутора годами ранее. Метрополия Террания-Прима. Амниотический центр корпуса имперских рейнджеров.
Минус три месяца.
— …С днем рожденья, тебя! С днем рожденья, тебя! — отвратительно фальшивыми голосами гундосили дуэтом Лек Бармиц и Айв Редверт-младший, а не примкнувшая к самодеятельным исполнителям поздравительной тупости магистр амниотики Лин Сюрти широко улыбалась, как ей казалось, доброй материнской улыбкой и делала двумя пальцами козу непрозрачной стенке амниотического бака.
— Чтоб вас всех!!! — тогда сформулировать эту мысль Даг Хампер, строго говоря, не сумел, хотя испытывал огромнейшее желание как-нибудь избавиться от раздражителя. К сожалению, мыслить его эмбриональный организм пока еще не мог, так же, как и сохранить воспоминания об этом эпизоде. Но вот во всеуслышание заявить о собственном существовании в виде трехмесячного полуфабриката, скрюченного под излучающим конусом метаболического акселератора, он уже был в состоянии. И ему все же удалось прекратить глупое патентованное издевательство над беспомощным, бессловесным созданием, вызвав в пробудившемся эмоциональном сознании роскошный образ удаляемых из организма отходов.
— О, псионика уже работает, — с явным неудовольствием констатировала прозелит-магистр амниотики Лин Сюрти, брезгливо сморщив носик и поджав идеально очерченные губки.
Доктор Лек Бармицин крякнул в толстую бороду и судорожно сглотнул, борясь с подступающей тошнотой. А профессор псионики Айвен Редверт изумленно всплеснул руками.
Он-то потом и поведал Хамперу о тогдашней эмбриональной активности:
— Жаль, братец Дагги, твой добрый доктор Айви тогда с мониторингом дал маху. Вот бы тебе прочувствовать самому, каково это! У меня было такое ощущение, словно я сижу по уши в детском дерьме. И запашок, черт меня возьми! В общем, полный пансенсориум от эмбриона Дага Хампера.
— Нечего было маленьких обижать.
— Я сам не ожидал, как твои эмоциии-инстинкты мгновенно подомнут под себя мою разработку, причем с таким эффектом спонтанного развития. Мы ведь тогда собрались, чтоб твою псионику запустить в ход, так сказать, в торжественной обстановке. Натурально, малость выпили, поздравили меня с успехом, зачем-то поперлись в процессорную поздравлять тебя. Поздравили, называется…
— Угу, вы бы еще втроем по большой пьяни затянули "наш Даг — отличный парень…".
В ту пору Даг Хампер себя не помнил, вернее, он не мог позже вернуться к подсознательным воспоминаниям трехмесячного возраста. Еще было довольно рано для пробуждения полного сознания, несмотря на то, что в тот период внутриутробного развития в амниотическом процессоре он пребывал, естественно, не в жутком филогенетическом облике натурального зародыша-фетуса. Отнюдь, эмбрион, находившийся в амниотическом резервуаре, никоим образом также не походил ни на Хампера-взрослого, ни на Хампера-младенца. Скорее, он был похож на пятилетнего ребенка, поджавшего под себя непропорционально длинные ноги и руки. Но все необходимые взрослому устройства были уже имплантированы, а неутомимые наноскафы объединились во вторую иммунную систему его организма. Они также уже обеспечили функционирование автономной терморегуляции, кожного дыхания, хемо- и фотосинтеза, снабжая быстрорастущие ткани и клетки организма-носителя дополнительными порциями кислорода, а пищеварительную систему — энергией и строительными материалами в виде углеводов и аминокислот. (Иначе было просто невозможно поддержать процесс во много раз ускоренного метаболизма и в целом, симбиотического развития тела вместе с его артифицированными членами.) Затем часть квазиживых наноскафов, вместе с организмом эмбриона пройдя все положенные стадии онтогенеза, должна была трансформироваться в эмерджент-систему, гарантирующую взрослому организму-носителю выживание в экстремальных условиях, намного отличающихся от земного эталона. Хотя до этого было еще далеко.