— Откуда вы знаете?
— Сегодня год со дня убийства Лумумбы. У нас есть поверье, что через год дух убитого возвращается к своим. Это большой праздник. И в этот день всегда что-нибудь случается. Лумумба был самым великим из нас. Стены содрогнутся. Спите сегодня лучше в саду.
— Спасибо, друзья. — Мне было не до смеха.
Только испорченный цивилизацией европеец мог не принимать это всерьез. Но одно я все же хотел выяснить.
— Откуда вы знаете, что Лумумба погиб 17 января?
— Мы знаем.
— Ведь он был убит при попытке к бегству в феврале.
— Нет, он умер 17 января.
Больше он ничего не сказал, и спрашивать было бесполезно. Патрис Лумумба и мертвый продолжал жить в их мыслях.
ДАУА ДАУА
Я получил новую должность в административном центре Квилу. Приближался наш отъезд. Колдун, посещавший больницу, был твердо убежден, что мой уход подстроил именно он, что подействовало его дауа дауа.
Возможно, по-своему он был прав. Ведь мы плохо отзывались друг о друге, и он хотел меня убрать.
Соперничество наше началось с первой же недели. Одной роженице пришлось сделать кесарево сечение: близнецы лежали неправильно. Все шло хорошо, но на шестой день после операции меня позвали к пациентке. Ее сильно лихорадило, она бредила. Это явилось для меня полной неожиданностью, тем более что живот и раны были в порядке. Я предположил, что ей занесли инфекцию, но тут мой ассистент шепнул: «Воспаление мозга».
Это заболевание нередко встречается в тропиках. Оно могло быть вызвано и операционным вмешательством. Но теперь, спустя шесть дней? Нет, здесь что-то не так. Я высказал свои опасения. Родственники больной столпились у ее кровати, выражение их лиц поразило меня. Я отвел ассистента в сторону.
— Что случилось? Откуда жар? Почему у родных такой виноватый вид?
— Дауа дауа, доктор.
— Что? Колдун?
— Да. Из-за двойни. У нас это считается позором. Бабуа верят, что, если родится двойня, значит жена изменила мужу.
— Причем же здесь колдун?
— Старейшина рода пригласил его по этому поводу. Он смыл позор с помощью пилипили.
— Бог мой, с помощью яда?
Пилипили — одна из разновидностей африканского красного перца, исключительно острого. Колдун сжег женщине внутренности.
— И наши работники не возражали?
— Это было бы бесполезно. Едва мы выходим из палаты, колдун тут как тут. Ничего не поделаешь. Если миссионерам разрешается исповедовать больных и причащать умирающих, то и колдуну нельзя запретить доступ в палаты. Ведь он тоже духовник фетишистов.
— Но миссионеры не вмешиваются в медицину.
— Как сказать!
С колдуном мне пришлось повозиться. Однажды он явился по приглашению больного, которого я прооперировал, а какой же больной конголезец не захочет его позвать? Колдун дал дауа дауа, колдовское лекарство, чтобы изгнать из тела больного духов, которые после операции получили туда свободный доступ.
Впервые я увидел его, случайно зайдя вечером в больницу. Он был высокого роста, в накидке типа тоги, в одной руке держал бутылку с зеленой жидкостью, в другой — небольшой жезл.
Наконец-то я встретился с моим конкурентом лицом к лицу.
— Куда идешь?
— Туда, — он показал жезлом на больничный корпус.
— А в бутылке что?
— Маи ва малари — вода для больного.
— Зачем?! Это дауа дауа, плохая вода.
Он смерил меня чуть ли не презрительным взглядом, и прежде чем я успел что-либо сказать или сделать, с достоинством прошел в палату. Я был вынужден признать свое поражение. Одно было верно: колдун стал моим врагом, в чем я убедился незадолго до отъезда.
Собственно, он был прав. Колдун (первоначально колдуны были знахарями) играет в жизни рода важную роль. Он посредник между его членами и Нунгу, или Нзамби, — великим духом. Он защищает род от ярости демонов. У него спрашивают совета, прежде чем что-либо предпринять, он хорошо разбирается в целебных травах и поэтому мог бы даже быть полезен органам здравоохранения.
Как сильно влияние колдуна, показало одно происшествие во время прививки против брюшного тифа. После наводнения возникла угроза эпидемии. Новый директор больницы должен был позаботиться о том, чтобы жителям округа была сделана прививка. Однажды грузовик местной администрации вышел из строя и директор попросил меня подвезти прививочную группу. Мы погрузили багаж и людей, переправились через реку и проехали еще километров двадцать вперед. Возле хижины в джунглях мы выгрузились, и я пообещал директору и санитарам после обеда доставить их обратно. Сказано — сделано. К условленному часу я был на месте. Все уже меня ждали.
— Кончили? — спросил я.
— И не начинали, — ответил директор. — Никто не пришел.
— Вы же договорились с вождем деревни.
— Да. Но колдун все расстроил.
— Как же так? Ведь сделать прививки велели власти?
— Он тоже власть.
Больше я вопросов не задавал.
Однако не все колдуны консервативны или даже злонамеренны. В Бута мои испанские коллеги представили мне в баре конголезца. Он сидел с ними вместе и пил пиво. Это был мужчина лет сорока, приземистый, в шортах и спортивной рубашке. На шее у него висела цепь из зубов дикого кабана, какие носят племенные вожди, голову прикрывала феска. У входа в бар был прислонен велосипед, украшенный разноцветными лентами.
— Наш лекарь, — представили его мне.
— Да нет же, — засмеялся он. — Скорее травник.
Мы разговорились. Колдун восхищался современной медициной, особенно пенициллином.
— Да, это действительно большое чудо, — сказал он. — Одно из природных средств. Природа ведь очень богата.
— Я слышал от коллеги, что вы знаете много действенных лекарственных трав. Откройте мне их секрет.
— Их надо изучать… Но согласен. Пошлите меня на три месяца в Европу, я там буду изучать вашу медицину, а потом приходите, и я взамен обучу вас своим — средствам.
Неглупо сказано! Колдуны хранят свои тайны. Главным образом потому, что им запрещено выдавать монделе родовые секреты, но также из боязни потерять заработок.
Во время одной из поездок в Кванго я познакомился у байяка с колдуном, который был широко известен тем, что исцелял малярию. С помощью нескольких бутылок пива, которые мы всегда возили с собой, я заставил его разговориться.
— Вы пользуетесь особыми травами? — спросил я через моего шофера.
Колдун откинулся на спинку шезлонга, стоявшего в тени его хижины, осушил до дна бутылку пива и посмотрел на меня отрешенным взглядом. Он был уже стар, глазные яблоки его пожелтели, курчавые волосы тронула седина. Обут он был в резиновые сандалии, на голове красовалось нечто вроде шутовского колпака, утыканного стекляшками. Он надел его, видимо, специально в мою честь или же чтобы подчеркнуть свое благородное происхождение. Пиво ему понравилось, да и вообще он был настроен благодушно.
— Да, специальные травы и другие добавки.
— Рецепт ваш собственный?
— Я получил его от прадеда.
— Вы помогаете всем или только людям своего народа?
— Прежде всего я монганга своего племени.
— Но вы же могли принести исцеление сотням тысяч людей! Почему вы не дадите рецепт белым монганга? Мы бы прежде всего лечили ваших же братьев.
Он покачал головой.
— Когда ваши люди приходят к нам, — сказал я, — мы их лечим. Откажись мы, они подумают, это потому, что они принадлежат к другой расе.
Он подумал над моими словами, покачал головой и сказал:
— Нет, мое средство действует только в моих руках.
Он был деловой человек. Его действия сопровождались психологическими эффектами. Просители падали перед ним на колени, он давал им легкий пинок ногой и произносил: «Встань, о червь! Чего ты желаешь?». Тогда спрошенный поднимался, сияя от радости, и излагал свою просьбу.