В октябре 1963 года произошли первые столкновения повстанцев с правительственными войсками в Кинду. В районе озера Альберта сформировались первые ударные отряды восставших. Во главе их стоял Сумиало. В Альбертвиле и в районе озера Киву — «жемчужины» Конго — брожение не прекращалось. Еще совсем недавно жители Северной Катанги оказали сопротивление жандармам Чомбе. Вновь возродилось революционное правительство в Альбертвиле, сформированное в августе 1960 года. Рабочие Кабало, Маноно, Луэбо и других горнопромышленных центров уже ждали дня освобождения.
В Квилу восстание развивалось по стадиям. До конца 1963 года происходили лишь разрозненные действия. В отдаленных районах то тут, то там случались отдельные выступления, когда взвод солдат встречали стрелами из чащи. Повстанцы разбрасывали листовки Мулеле в Киквите и Идиофе или посылали угрожающие письма иностранному посольству. Между тем гарнизон Киквита был увеличен до полка, командование им принял полковник. Чрезвычайное положение сохранялось, налеты на африканские кварталы превратились в регулярные боевые действия против населения.
Вторая фаза началась 4 января 1964 года в День траура по мученикам революции.
В кафедральном соборе Киквита состоялась панихида в память мучеников. Присутствовали все значительные люди города. Мессу служили черный и белый епископы. Церковь была битком набита. Знамена скаутов, каски пожарных, белые воротнички чиновников — все было торжественно. Я наблюдал за присутствующими, которые разделились на черный и белый нефы, и слушал епископа. Он в высокопарных и вместе с тем осторожных выражениях предупреждал о «красной опасности», угрожающей земному благополучию и душевному покою.
Вдруг кто-то схватил меня за рукав. Посыльный из больницы! «Директор просит вас немедленно прийти!» Вероятно, что-то случилось! Я поспешил в больницу.
— Доставлены два убитых солдата, — сказал директор. — Полковник требует вскрытия трупов.
— Что с ними произошло?
— В районе Кунгулы была стычка. Один убит выстрелом в голову, другой получил пулю в сердце.
— Значит, они пали в бою.
— В какой-то мере.
Я позвонил по телефону полковнику.
— Солдаты убиты в бою?
— Да, — ответил полковник с другого конца. — Они столкнулись с мулелевцами.
— Причина смерти ясна, зачем же делать вскрытие? Выстрел в голову, выстрел в сердце… Самая почетная смерть для солдата. Павших в бою чествуют выстрелами над могилой, а не вскрывают их трупы. Присылайте лучше раненых, мы их залатаем.
Полковник согласился со мной и приказал унести мертвецов.
За инцидент в Кунгуле солдаты решили рассчитаться обычным способом. На следующий день они окружили деревню, согнали жителей в общественную хижину, заперли ее и подожгли. Это послужило сигналом к восстанию в провинции. Известие о злодеянии распространилось по Африке со скоростью ветра. В Идиофе, Нгунгу и других городах восстали сторонники Мулеле. В деревнях воины вооружались и шли в окружные центры, штурмовали общественные здания, освобождали политических заключенных. Воины бапенде и бамбала выступили в поход. Спустя несколько дней они заняли местечко Лучима, расположенное на полпути из города Анкара в Киквит. Еще совсем недавно я вместе с министром здравоохранения ездил в Анкару и по дороге посетил Лучиму. Оба местечка выглядели так мирно! Их жители были доброжелательны и предупредительны, любезно-приветствовали нас… И вдруг разразилась буря. Во всех людях заложена значительная доля терпения и покорности. Но наступает момент, когда ноша, возложенная на их плечи, становится невыносимо тяжелой. Долго наблюдали они за тем, как маниока день от дня становится все дороже. Долго успокаивали своих голодных детей. Долго терпеливо взирали на то, как ненавистные бельгийцы вновь занимали прежние посты.
Ниточка оборвалась, когда не менее ненавистные солдаты начали творить злодеяния. Мулеле был прав. Правительство, которое посылало своих солдат против народа, не могло управлять страной. Он был прав, когда говорил, что правительство в Киквите снова отворило дверь бельгийцам и думало только об обогащении. Налоги, налоги и еще раз налоги, точно так же как при бельгийцах. Ничто не изменилось, разве только то, что темными делами теперь занимались свои же соотечественники.
Серьезные обвинения против правительства выдвинуло руководство профсоюзов Конго в открытом письме, опубликованном 1 марта 1963 года в газете «Африк реэль». Вот несколько цифр оттуда, они говорят сами за себя: министр получает сто тридцать тысяч франков в месяц, депутат парламента — семьдесят тысяч, а рабочий — две тысячи семьсот франков. Не довольствуясь этим, политики и парламентарии использовали свое положение для того, чтобы обогащаться самым бесстыдным образом. Одна группа политиков приобрела в центре Брюсселя отель «Плацца». Министры торговали драгоценными камнями. Полиция задержала министра провинциального правительства, контрабандно продававшего неотшлифованные алмазы. Крупный скандал был вызван тем, что парламентарии контрабандным путем вывезли в Европу слоновую кость, а на вырученные деньги — около двенадцати миллионов франков — кутили за границей. Министерства провинциальных правительств развили не менее кипучую деятельность. Так, например, правительство Экваториальной провинции не могло указать, на какие цели истратило сто семьдесят миллионов конголезских франков; в бывшей провинции Леопольдвиль растраты достигли внушительной цифры — двенадцати миллионов конголезских франков. И ни для кого не было секретом, что министры и депутаты, используя свои должности, выступают в роли посредников и торговцев лицензиями, а то и берут себе лицензии на доходные импортно-экспортные операции. Народная молва откровенно окрестила таких господ «десятипроцентными депутатами».
В Лучиме партизаны сожгли маслоочистительный завод, захватили грузовики португальских купцов, утопили паромы, разрушили деревянный мост. Значительный район оказался отрезанным от остальной провинции, и партизаны стали неограниченными хозяевами на территории диаметром примерно в сто километров. Они вышли победителями из стычки с солдатами Национальной армии Конго, и тогда правительство в Леопольдвиле направило в Киквит батальон парашютистов. Он был усилен жандармским батальоном, в который влились жандармы Чомбе, и вскоре маленький город стал походить на военный лагерь.
В больницу непрерывно привозили раненых — солдат и гражданских лиц, друзей и врагов. Солдаты при подавлении восстаний несли большие потери. Обычно подобная операция выглядела так: солдаты окружали деревню, одних мужчин убивали, а других доставляли в Киквит в качестве «военнопленных». Там их допрашивали, избивали и увозили. Что было с ними дальше — мне неизвестно. Репрессии, разумеется, приводили лишь к дальнейшему расширению повстанческого движения. Жители деревень, подвергшихся репрессиям, убегали в джунгли и присоединялись к повстанцам.
К сожалению, движение Мулеле позднее претерпело значительные изменения и утратило свою революционную сущность. Первоначально политическое движение сопротивления, ставившее перед собой задачу коренного изменения режима, превратилось в оппозицию местным властям. К этому следует добавить вражду крестьян к европейским поселенцам и исконные требования жителей: «Вон колониалистов и миссионеров!» В конечном счете возникло крестьянское движение, которому не хватало политического руководства. Оно пересилило первоначальные намерения сподвижников Мулеле.
Повстанцы поджигали плантации и маслоочистительные заводы, угрожали христианским миссиям, а во многих местах просто грабили их и пускали «красного петуха». Иногда миссионеров убивали. Впрочем, до «штурма» им почти всегда присылали требование покинуть миссию. В Киквите правительственные чиновники передвигались в сопровождении телохранителей. Паника охватила даже персонал больницы, и мы все нашили на халаты красные кресты. Господин министр и мои коллеги даже нарисовали красные кресты на окнах своих домов. Европейцы из близких и дальних селений устремились в город, их примеру последовали многие деревенские жители, которые боялись попасть в водоворот событий. Однако часто им было трудно принять правильное решение. Если в деревне появлялись сторонники Мулеле, жителям приходилось следовать за ними. Если же приходили солдаты, то населению в любом случае было худо, независимо от того, сочувствовали они Мулеле или нет. Ездить по дорогам стало опасно. Паромы были погребены на дне рек. Города Гунгу и Булунгу находились в руках повстанцев, но господин Лета уверял, что его кабинет полностью контролирует положение.