У меня чуть не сорвалось с языка, что эти дробинки получены из Москвы. А стрела, которую мы извлекли из шеи соседа-сержанта, — прислана из Пекина. Но я соблюдал строгий нейтралитет.
Спустя шесть месяцев его превосходительство сошел с политической сцены. Революционеры в Конго его пережили.
АДАМ И ЕВА
Латинская пословица «во время войны молчат музы» не всегда справедлива. И тем более в Африке, особенно в Конго.
В этом мы каждый день убеждались в «мирном» городе Киквите. И позднее, в июле 1964 года, когда покинули Киквит и на пути к новому месту назначения — Инонго на озере Леопольда — несколько дней провели в Леопольдвиле.
Итак, мы также сделаем паузу между сражениями и не будем более прислушиваться к разрывам пластиковых бомб в Леопольдвиле, которые отмечают приготовления к плебисциту по поводу новой конституции Конго. Ибо независимо от того, взрываются ли бомбы, терпят ли войска Адулы одно поражение за другим от повстанцев Сумиало, берет ли он Стэнливиль или приближается к Кокийавилю, на рынке слоновой кости продолжается торговля. Здесь предлагают картины, резные изделия, ковры ручной работы из волокон кокосовой пальмы.
Короче говоря, жизнь идет своим чередом рядом с войной, а война — рядом с жизнью, как к этому с давних пор привыкли в Конго.
В Киквите мы подружились с одним молодым человеком. Он изредка приходил к нам и предлагал свои работы — разные изделия из дерева. Однажды утром мы с женой завтракали в баре и восхищались роскошной палитрой красок колибри, которая искала себе завтрак в розовых чашечках цветов на соседнем кусте.
— В Африке такие яркие краски, — сказала моя жена. — Страна должна кишеть художниками.
Не успела она закончить фразу, как к бару подошел молодой человек.
— Вот идет один, — воскликнул я. — Наш Жильбер!
Это был наш знакомый. На этот раз он ничего не принес. Мы пригласили его на чашку кофе, он согласился и сказал:
— Сегодня я пришел просто так. Без фигур, мадам. Мой нож капут. У меня был только нож и мои руки. Теперь остались только руки.
— Посмотрим, что можно сделать, — сказал я. — Почему бы вам, собственно, не поехать в Леопольдвиль? Там бы вы заработали больше.
— Там и конкурентов больше. Да и у меня нет никакой школы.
— Вы выйдете победителем из любого конкурса, объявленного Академией. Ваши резные изделия превосходны.
— Вы действительно так считаете?
— Честное слово!
Он задумался, потом сказал печально:
— Никто не оплатит мою учебу. К тому же, насколько мне известно, у нас вообще нет настоящей художественной школы.
Наверное, читатель слышал о черной Венере XI века, золотой торс которой найден в развалинах Зимбабве — столицы сказочного государства Мономотапы в Центральной Африке. Вот сколько лет искусству африканцев, а может быть, и больше! Превосходству европейцев был нанесен еще один удар, когда археологи нашли в Гвинее дворец короля Бенина. Колонны были украшены бронзовыми рельефными масками, датируемыми XVII веком.
Искусство создания масок и скульптур у африканцев в крови. Мне много пришлось походить и поездить по Конго, и разнообразие масок вызывало у меня желание их коллекционировать. Однако маски надо смотреть в действии, а не в отрыве от жизни племени, иначе их прелесть и художественная выразительность много теряют. Совсем по-разному выглядит маска в магазине художественных изделий или на лице колдуна, исполняющего ритуальный танец, где она часть его пантомимы. Она изображает то демона, то дух усопшего, то помогает совершать ритуальный обряд племени или же передавать музыку и интерпретировать танец. Волшебство становится явью, несмотря на иронические улыбки белых, танец и музыка превращаются в искусство.
Искусство, отражающее фантазию и действительность, старо, как само человечество, независимо от того, родилось ли оно из мечтаний, как рисунки в пещерах Альтамиры и наскальные изображения в Сахаре, или же из необходимости заработка, как резные фигурки из дерева и слоновой кости, предлагаемые на рынке Леопольдвиля. Когда африканцы вырезают фигурки и продают за бесценок европейцам, творческий порыв мастера превращается в товар, а товар в деньги. Африканскому художнику нужно жить, как и его собрату на Монмартре.
На рынке в Леопольдвиле туристы находят мадонн из слоновой кости, выстроенных сотнями, как солдаты в строю, бегущих антилоп из черного дерева, тысячи других вещиц серийного производства. Но бывает, что в закусочную является парень в рваных штанах, вынимает из мешка и кладет на стол фигуру, пришедшую прямо из джунглей. Это — старик с топором, которого я видел в лесу, или барабанщик на племенном празднике.
Картины разнообразнее. У «уличных» художников своя тематика: манговые деревья, потопото, африканцы в пирогах, охота на антилоп и различные вариации и комбинации этих тем. Но иногда посмотришь на такую картину — и дух захватывает.
Один молодой художник по имени Динга продал нам картину «Вечер в деревне». Черные, белые, коричневые тона… Несомненно, талантливо. Картина правдива, в ней чувствуется Африка. У него было с десяток совсем иных вещей, написанных специально для продажи.
— Господин Динга, — сказал я, — вы умеете рисовать. Почему же вы пишете такую ерунду?
— Картины эти стоят дешево и продаются в мгновение ока. Тот, кто не понимает в искусстве, будет очень доволен, что получил кусочек Африки. Пять таких картин по цене равны одной такой, какую я вам продал.
— Зачем вы так делаете? Ведь вы портите себе руку?
— Возможно. Но мои дети каждый день хотят есть. Кроме того, я ведь не академический художник.
— Разве вы не учились в Академии?
— Не иначе как в Брюсселе? А кто стал бы за меня платить? Вот как обстояли дела.
Эпическое искусство в большей или меньшей степени было развито у всех народов банту. Гриот — рассказчик как народный певец переходил с места на место. Всюду его принимали с почестями, он был живой хроникой племени. Благодаря этим рассказчикам мы можем восстановить историю народа. К тому же они знали много народных сказок, басен и саг. Вот, например, легенда о «рождении» озера Танганьика. Одно племя похитило у Мвамби (Нзамби) леопардовую шкуру, которая излечивает болотную лихорадку. Ее спрятали в расщелине скалы. Мвамби послал на поиски шкуры большую змею. Она перекопала всю землю, но шкуру не нашла. Тогда разгневанный Мвамби послал на поиски большую воду, которая залила расщелину скалы.
Или сказание о том, как африканцы стали черными. Люди боялись диких зверей. По просьбе людей Нунгу покрасил их в черный цвет, чтобы ночью они были невидимы. Пока их красили, они стояли на четвереньках, поэтому ладони рук и ступни ног остались светлыми.
Недалеко от озера Тумба я слышал местную версию истории Вавилонской башни. Возле деревни Ндоло некогда жили люди, которые хотели взобраться на небо. Они поставили деревья друг на друга. Когда они уже добрались до облаков, гигантский столб рухнул. Вот и получилось, что народы банту оказались рассеянными в разных направлениях.
До сих пор у африканцев не было своего литературного языка. Он, однако, складывается благодаря усиливающемуся преобладанию некоторых языков — хауса, суахили, лингала и др. — над десятками племенных наречий. Отдельные рассказчики и писатели вынуждены пользоваться языком колонизаторов для выражения своих чувств и мыслей. Известный африканский поэт Сен-гор пишет по-французски, хотя весь мир его образов — африканский.
Как-то раз Жильбер пришел к нам и сказал:
— Ну вот, я наконец решился уехать. У меня за плечами пять лет школы, остальное приложится.
— К тому же ты хороший резчик, — сказала моя жена. — Итак, ты уезжаешь… Твои будут по тебе скучать.
— Еще бы! — Он усмехнулся с горечью. — Особенно старший брат. Он подыскал мне невесту, которая мне совсем не нравится. Наверное, сам интересуется ею. У нас ведь еще действует право старшего брата на невесту младшего. Я не возражаю, пусть берет ее. Я себе — сам найду невесту.