Люди спорили, одни были за возвращение Чомбе, другие — против. На улицах также собирались толпы, но полиция без труда разгоняла их. Все произошло столь внезапно, что никакого организованного отпора нс могло быть. Да и кто мог его организовать? Адула несколькими днями раньше основал новую политическую партию — Демократическое объединение Конго, чтобы спасти себя и остатки фиктивной демократии. Эта партия еще не имела влияния в массах. Партия африканской солидарности из-за раскола была не способна к активным действиям. Один из ее лидеров, Камитату, находился в оппозиции к Адуле, в кабинете которого он был второразрядным министром планирования, но стремился сам стать премьер-министром. Профсоюзы были раздроблены, с тех пор как их революционно настроенным руководителям пришлось бежать в Браззавиль.
Вечером Чомбе прилетел в Леопольдвиль. Мы стояли на улице, когда раздалась сирена правительственного автомобиля. Тут же появился лимузин Чомбе.
В машине восседал герой дня, рядом сидели его секретарши: с одной стороны — испанка, с другой-француженка. Он улыбался и приветливо кивал немногочисленным любопытным, не выказывавшим особой радости.
Вечерние газеты были гут как туг. Все было подготовлено заранее. Под портретом Чомбе жирным шрифтом было напечатано: «Спаситель Конго» и «Моя программа — примирить конголезцев». Менее жирным шрифтом была набрана небольшая заметка, в которой говорилось, что Чомбе поручена реорганизация правительства. Спустя несколько дней «ангел примирения» распустил правительство Адулы и сформировал свое собственное, в котором министерские посты заняли его верные друзья, например Железная Рука — Мунонго стал министром внутренних дел. Себя Чомбе назначил премьер-министром. И сразу же занялся «примирением». Бомбардировщики немедленно вылетели из Ндоло на восток.
Вскоре после этого я сидел с одним из моих коллег за чашкой кофе перед кафе. Весь день упорно говорили об амнистии Гизенги. И действительно: мальчишки-газетчики выкрикивали последние известия: «Амнистия Гизенги. Чомбе принимает Гизенгу в Леопольдвиле».
Мальчишки едва успели бросить газеты на стол, как мы услышали автомобильную сирену. Вскоре мимо нас промчались мотоциклисты в белых шлемах, за ними проследовал открытый лимузин. Чомбе с неизменной своей широкой улыбкой сидел, развалясь, в машине. Рядом стоял, вытянувшись во весь рост, высокий, худощавый Гизенга. Он не улыбался. Автомобиль проехал, кортеж снова замыкали мотоциклисты.
— Теперь все войдет в норму, — сказал мой коллега.
— Вряд ли, — возразил я.
Вот вам доказательство того, что Чомбе ищет примирения.
— Примирения быть не может. Противоречия непреодолимы. Между ними стоит тень Лумумбы, и Гизенга никогда не согласится выступить совместно с Чомбе против Сумиало.
И все же он рад, что вырвался с острова Була-бемба. Давайте держать пари, что эти двое сговорятся.
Я помедлил с ответом. Однако стоило проучить коллегу, и я согласился.
— Пройдет немного времени, и Гизенга снова будет на Булабембе. Есть еще в Конго люди с твердыми убеждениями.
Я выиграл пари, как вскоре доказали события. Спустя две недели Гизенга снова стал политическим заключенным.
Самолет сделал еще одну петлю над морем и сел на узкую полоску земли у Инонго. Перед нами снова был живописный ландшафт джунглей. У аэропорта нас ожидал джип, а в двух шагах от него стояли два выкрашенных охрой воина из народности тумба с соколиными перьями в волосах, с копьями и щитами. Они ждали не нас. Из Леопольдвиля прибыл их традиционный вождь. Вождь был одет в европейский костюм. В глаза бросался разительный контраст между вчера и сегодня.
До города было километра два. Живописный чистый городок — он был меньше Киквита — раскинулся на берегу озера. Вдоль берега выстроились в ряд нарядные виллы, в которых раньше жили бельгийцы. Инонго насчитывал едва шесть тысяч жителей. Это были представители народностей тумба и монго, которые жили главным образом между озером Леопольда и маленьким озером Тумба.
У Инонго озеро Леопольда, имеющее в длину около ста пятидесяти километров, достигает в ширину лишь тринадцати километров, так что виден его противоположный берег. К северу ширина озера увеличивается примерно до семидесяти километров, а к югу оно сужается и принимает форму воронки. Здесь оно через реку Фими соединяется с Ква — притоком реки Конго. Озеро было центром провинции, почти не уступавшей по площади своей южной соседке Квилу, но очень малонаселенной. На территории площадью пятьсот километров на триста проживало всего триста пятьдесят тысяч человек. Это и не удивительно: из-за джунглей и непроходимых болот возникало мало поселений, да и то главным образом вокруг озер. Между Инонго и Порт-Франки, расположенным на востоке, на границе с провинцией Касаи, есть лишь один заслуживающий упоминания населенный пункт Ошве, затерянный среди болот. Боли на севере можно было достигнуть только водным путем, а уже оттуда на Кокийавиль шло шоссе, связывавшее провинцию с остальной частью Конго. В таких условиях, естественно, исключительно важное значение имело то, что из Леопольдвиля к нам раз в неделю приходил пароход. Он шел по Конго, Ква и Фими, а затем делал круг по озеру, снабжая население товарами. Инонго также, если не считать воздушного транспорта, зависело от пароходного сообщения, и приход каждого парохода был для жителей радостным событием.
Провинцию более или менее досконально изучил в 1883 году Стэнли. Подробную карту местности, однако, составил евангелический миссионер Гренфель. Ему в порту Инонго поставлен памятник. Порт — небольшая бетонированная полоска земли. Два раза в неделю от нее отходил паровой паром в Селенге — небольшой торговый центр на другом берегу озера. Порт всегда был забит ящиками и мешками с товарами, переполнен людьми и грузовиками, которые с того берега озера направлялись в глубинные районы. Там были каучуковые плантации, действовали товарищества резчиков по слоновой кости, работавших на дому и сбывавших свою продукцию в столице. В джунглях, на северо-западном берегу озера Леопольда, водились еще крупные стада слонов. Мы привозили из Селенге картофель и овощи, которых на этом берегу не было. Переезд в Селенге занимал около часа.
Мы поселились в вилле на южном берегу бухты с замечательным пляжем, покрытым тонким, белым песком. Вода была теплая, слегка маслянистая. Изо дня в день над озером плавали светлые облака. По красоте озеро не уступало Адриатическому морю. Вечером всегда дул легкий бриз, вода чуть журчала, солнце казалось расплавленным слитком золота. Мы до поздней ночи сидели на веранде и внимали шелесту волн и зовам из девственного леса, который начинался сразу за нашим домом. Конечно, это были духи тумба, потомков мондо, пришедших издалека, с берегов озера Чад к Черному озеру, которое они и теперь еще называют праотцом судьбы.
Легенда рассказывает, как с берегов озера Чад монго, теснимые наступающей пустыней Сахарой, а также нилотами и суданцами, отправились в далекое путешествие. Праотец племени монго по имени Янзи собрал своих людей и сказал им:
И после этого мужчины вырезали на своих лицах две косые линии, а женщины вытатуировали на теле знак племени, все подпилили передние зубы и вооружились. Четыре дня они шли степью, и много опасностей пришлось им преодолеть. Наконец они подошли к джунглям, что свидетельствовало о близости большой реки. Все очень устали. Однако Янзи побуждал их идти вперед, обещая им землю, где в реках текут молоко и мед. Наконец они остановились у большой реки. Янзи, как Моисей, попрощался со своим народом и не ступил на землю обетованную. «Не бойтесь змеи Индомбе, не бойтесь черной змеи, ибо земля здесь плодородная и я благословляю ее». Затем он посадил себе на плечи свою сестру, влез на дерево и поднялся на небо.