Закончив говорить с Юноскэ, он спросил меня, можно ли ему позвонить в Токио. Отказать я не могла. Ватару набрал номер больницы, продиктованный Юноскэ, вызвал Араки, который находился рядом с Сэцуко, и долго с ним разговаривал. В гостиной было не натоплено, и от неподвижного стояния можно было промерзнуть до костей. Ватару говорил только два слова: «да» или «понятно». Эти слова, как обледеневшие кубики, россыпью раскатывались по холодной комнате.
Положив трубку, Ватару обернулся ко мне. На уголках его губ играла судорожная усмешка.
— Прости меня, Кёко.
— Ты поедешь туда? — пряча вскипающую досаду, спросила я. — В Токио?
— Нет, не поеду, — ответил Ватару. — Там есть Араки-сан, да и похоже, что ей уже лучше.
Я ничего не спрашивала ни о причине поступка Сэцуко, ни о том, каким способом она хотела свести счеты с жизнью. Стоя в промерзшей гостиной, Ватару легонько прижал меня к своей груди и еще раз повторил:
— Прости. Мне нужно вернуться назад, в Китаяму.
— Хорошо, — сказала я. — Не беспокойся обо мне.
— В следующий раз мы непременно отпразднуем твой день рождения заново. Где-нибудь в хорошем ресторане или вроде того.
— Ладно, — прохладным тоном ответила я, высвобождаясь из его объятий.
После ухода Ватару я отправилась на кухню, тщательно вымыла чайные чашки, вытерла их посудным полотенцем и поставила обратно в шкаф со стеклянными дверцами. Вернувшись в комнату, я поправила покрывало на кровати, открыла окно, чтобы выветрить запах сигарет, а потом вышла в сад и покормила Могу. Когда песик с необычайной живостью расправился с рисом, залитым супом мисо, в котором плавала куриная печенка, я посадила его на привязь в сарайчике и снова вернулась в свою комнату.
Не зажигая свет, я закурила сигарету и начала слушать полученную в подарок от Ватару «Патетическую симфонию». Прослушав каждую сторону пластинки по два раза, я забралась в кровать и немножко всплакнула.
В конце года Сэцуко со своим возлюбленным Араки приехала в Сэндай. Араки сам посоветовал ей пожить в родительском доме для восстановления сил. Сэцуко последовала этому совету и тем самым фактически поставила точку в их отношениях.
Мы с Ватару отправились встречать их на вокзал. Сэцуко привезла с собой саквояж, битком набитый разными вещами, и четыре больших бумажных пакета, причем нес все это Араки, а у самой Сэцуко в руках не было ничего, кроме дамской сумочки. Сдав багаж в камеру хранения, мы прямо с вокзала отправились в близлежащую кафешку.
По моим подсчетам, это была наша четвертая встреча с Сэцуко. Она улыбнулась мне с таким выражением лица, будто в ее жизни теперь осталась одна пустота, и представила мне своего спутника: «Мой друг Араки-сан».
Мужчина с очками в черной оправе повернулся ко мне и, слегка склонив голову, произнес: «Очень приятно». У него были правильные черты лица, но в целом он производил впечатление довольно самоуверенного и нахального типа. На нем был надет темно-синий пиджак, который, по всей видимости, являлся его единственной выходной одеждой, и если бы не перхоть, просвечивающая в матовых, зачесанных на косой пробор волосах, он вполне мог бы сойти за многообещающего бизнесмена.
На чей-то взгляд его нахальные манеры могли восприниматься как особый соблазнительный шарм. Возможно, что именно это и пленило Сэцуко, хотя я все равно удивлялась, как такая умная женщина могла влюбиться в такого мужчину, да еще и пытаться из-за него покончить с собой. Араки, с какой стороны ни глянь, не был похож на человека, способного страстно любить женщин. Он принадлежал к тому типу мужчин, которые, нашептывая слова любви, тут же пугаются, что им придется нести ответственность за свои слова, и начинают второпях выкручиваться с помощью разных оговорок, чтобы в случае чего иметь возможность сбежать в любое удобное время.
— Теперь я чувствую себя намного лучше, — сказала Сэцуко, повернувшись к Араки, а затем, обращаясь уже ко мне, добавила: — Кёко-тян, ты, должно быть, уже слышала от Ватару, что мы решили расстаться.
Араки, попыхивая сигаретой, слегка наморщил лоб. Судя по выражению его лица, он был не столько смущен легкостью, с которой Сэцуко это произнесла, сколько его совсем не радовала перспектива вновь быть втянутым в многократно пройденные разговоры об их расставании.
— Да, определенно лучше, — с преувеличенной манерностью повторила Сэцуко. — В Сэндае я чувствую себя намного спокойнее. Если я пробуду здесь до весны, то наверняка поправлюсь.
— Обязательно поправишься, — тихо сказал Араки. Его слова прозвучали, как реплика из плохого фильма про любовь. На глазах у нас с Ватару он легко сжал руку Сэцуко и отвел взгляд в сторону. — Если ты не поправишься, мне будет очень тяжело.