Красновидов пришел в театр. Внутри он оказался нарядней и не таким уж ветхим, как снаружи. Может быть, потому, что до этого видел только закулисную часть? Посреди раздевалки — массивная круглая печь, схваченная листовым железом, покрашенным в черный цвет. Такие печи в Сибири называют почему-то контрамарками. Несколько ступеней вверх — полуовал фойе с фотографиями и эскизами в самодельных рамках. Лепка на фризах под потолком изображала мчащихся в санной упряжке оленей. Олени больше напоминали борзых собак. Стены оклеены зелено-желтыми обоями, на окнах цветы и белые занавесочки. Это выглядело очень по-домашнему. Не хватало еще круглого стола с плюшевой скатертью в центре фойе да самовара и чайника под бабой-грелкой. Не успел Красновидов об этом подумать, как возник стол, внесли поднос со стаканами и ведерный медный чайник.
Молоденькая актриса, пунцовая от волнения, разливала чай, предлагала сибирские коржи, брусничное варенье.
— Угощайтесь, пожалуйста. Чай вприкуску.
Началось чаепитие. Красновидов тихонько дул в стакан и поглядывал. Юноши приоделись, галстуки их явно стесняли и мешали им чувствовать себя свободно (если бы только галстуки). Девушки и женщины, почти все, завили волосы, напомадились, от них пахло не очень дорогими духами и тональной пудрой. За столом воцарилась какая-то необычная торжественность, от которой и Красновидову тоже стало несвободно, и он распустил галстук. Юноши увидели — и тоже распустили. И все рассмеялись.
— А теперь, — Олег Борисович вышел из-за стола, — мне хотелось бы прямо здесь, в фойе посмотреть одну-две сцены из готового уже спектакля, в котором и я, если помните, на равных правах, имел удовольствие играть вместе с вами. Сегодня я буду зрителем, а вы приготовьте сценическую площадку и сыграйте мне сцену встречи Любови с поручиком Яровым. Вторую их встречу. После этого — сцену побега Шванди. Соберитесь и будьте добры…
Чтобы им не мешать, не смущать их, он отошел к стене и стал рассматривать фотографии. Услышал за спиной суетню, шушуканье. Ребята задвигали стульями, что-то уронили, затеяли спор. Потом все стихло и кто-то дрожащим голосом протянул:
— Олег Борисович, мы-ы гото-о-овы.
Посмотрел Красновидов обе сцены, растерянно оглядел всех. Затем собрал их в кружок, спросил, гася улыбку:
— Как себя чувствовали?
Ответили:
— Зажато, скованно.
— Что мешало?
— Вы, — признался Герасим Герасимов, игравший Швандю, высокий, худой, но плечистый, с рябоватым от оспы лицом парень. — Как тогда, на спектакле. Дрожишь, что под током, а поделать ничего не можешь.
— Почему? — спросил Красновидов.
Молчание.
— Потому что, — ответил он за Герасимова, — вы думали обо мне, а не о роли.
— Правильно! — заговорила молоденькая манси Эльга Алиташова, бойкая, с азиатским лицом, с пухлыми щеками и ямочками на них. — Правильно, — повторила Эльга, — я, Олег Борисович, когда играла Дуньку в «Яровой», все лупилась на вас, а про роль даже думать забыла. И слова тоже забыла.
Стараясь изъясняться тем сходным полупрофессиональным языком, каким с успехом владел Рогов, Красновидов предложил:
— Чтобы снять напряжение, собрать и направить ваше внимание на сценическое действие, давайте попробуем сделать такое упражнение: пусть каждый из вас воскресит в памяти какое-нибудь событие. Оно хотя бы приблизительно должно напомнить событие, происходящее в сцене, которую вы мне сейчас показали. Это понятно?
Молчание.
— Чем ярче будет воспоминание, — пояснил он, — тем лучше: где произошло, ночь это или день, зима или лето. И детали. Самые мелкие.
Мало-помалу ребята сосредоточились. Красновидов внимательно следил за ними, его присутствие уже их не отвлекало: была забота. Забота вспомнить, и чем напряженней была забота, тем выразительней становились их лица, взгляд осмысливался, от переменчивости эмоций делался то грустным, то жизнерадостным, растерянным или убежденным.
— Вот, вот, вы уже занимаетесь конкретным делом, а не наигрываете, не делаете вид, что думаете о чем-то. — Теперь Олег Борисович чуть-чуть усложнил задачу, — Представьте, что событие, которое вам вспомнилось, происходит сейчас, сию минуту. Так. Теперь осторожно, без нажима, подведите событие, которое вы пережили, под событие побега Шванди или объяснения Любови с Яровым. Не выключайтесь!.. Та-ак… Любовь и поручик — идите опять на сцену… Не думайте о постороннем. В этом состоянии повторите вашу встречу сначала.
Сцена Яровой с поручиком началась тихо, пока еще без должного ритма. Красновидов вел их осторожно по внутренней линии, конкретизируя задачу: