Занимаясь построением воображаемого поединка с партнером, Красновидов стремился порой содержание диалога облечь в ритмически опоэтизированную форму: если помогает, пользуй. Мысленно возникающий текст диалога, слагаясь размеренной строкой в столбцы, прочней запоминается.
В эту ночь Красновидов призвал на дуэль-диалог Лежнева.
«Егор, кто нынче ищет сибирскую нефть?
Кто рыжие сальные пятна нашел на болотах?
Ответь, хоть заранее знаю, что ты ответишь».
«Маньяки, черт бы тебя разодрал».
«Что же, я с этим почти что согласен,
только назвал бы я их скорей одержимыми…
Теперь скажи, какой глагол,
Егор, одолевает этих чудаков?
Молчишь? Растерян? Ты не знаешь?»
«Пристал, как банный лист.
Найти. Найти! Найти!!»
«Раз! Один глагол открыли мы.
Недурно. И я хочу того же:
найти. Запомни это.
…Позволь теперь мне подойти с другого бока.
Театра моего погибель
заставила меня м е ч т а т ь о нем.
Об идеальном театре.
Вечном. Нужном. Как нефть.
Нет, больше, больше, чем земные блага.
Театр — творец, театр — борец;
театр, где страсти бушуют
на сцене и в зале,
где горе и радость
людей очищают от скверны
и накипи чванства,
мещанства,
стяжательства и равнодушья…
Ты сомневаешься? Ты несогласен?»
«Несбыточно».
«Так ты считаешь. Значит, давай
заколачивай театр гвоздями?
И я, Красновидов, выходит, как тот
Дон Кихот?»
«Да».
«С точки зренья Лежнева?»
«Да. Берешь на себя непосильную ношу».
«Почему? Полагаешь, не хватит и жизни?
Не увижу мечты воплощенье?»
«Мне в заоблачных высях уже не летать.
А мечтать, так о том,
что по силам моим и старанью».
«Что ж. Положу один камень
и уйду с сознанием гордым, что п о и с к я начал.
Кто-то положит второй. Пусть я нашел
лишь рыжие пятна на мертвом болоте.
Кто-то — за мною — откроет фонтан.
Но если не сделать первого шага —
вторник никак уж не будет».
Ангелина Потаповна проснулась и, морщась, прогундосила:
— Ты еще не спишь?
— Не мешай мне!
«Терпенье, Лежнев! Терпенье. Один японец говорил: надо тихо торопиться. На Монблан одним прыжком не вскочишь. Карабкаться придется, ползти. Понимаешь, надо положить первый камень.
Но прежде мы создадим здоровый, выносливый организм. Ты знаешь, мое непоколебимое убеждение: коллектив может состоять из одних талантов, а толку не будет. Есть такие театры, представляешь? В них серо и скучно. И душно. Затхло. И спектакли у них такие же серые, затхлые; кто в лес, кто по дрова, и ничего таланты поделать не могут. Наоборот, впечатление такое, что они мешают друг другу. А могут быть актеры — звезд с неба не хватают, но они так, понимаешь, зачарованы какой-то высшей идеей, такое среди них взаимопонимание, внутреннее, подсознательное взаимодействие! Не сломишь, не согнешь. Едины! В таком театре можно осуществить любую мечту, пойти на самый невообразимый эксперимент. Осилят. Ты скажешь сейчас: мол, сплоченность коллектива зависит от руководителя. И да и нет. Парадокс: руководитель может быть отличный, а пульс театра едва прощупывается. Я тебе скажу: дело не должно зависеть только от одного человека. Это не по-хозяйски, без взгляда вперед. Мало ли что с ним может случиться, с этим одним, — тоже есть примеры. И что? Закрывай лавочку. Вот в Крутогорске мы займемся в первую очередь коллективом, а точнее, общностью единомышленников и единоверов. Начнем с того: каждому человеку не только доверять во всем — от пустяка до самого главного, а и в в е р я т ь! Вот, Егор Егорович, глагол, который у меня стоит под номером один, глагол моей идеи. И спасибо за удар под дых: мне будет теперь что вам ответить. Кратко! Это я сейчас… Люблю, знаете ли, сам с собой поговорить. Людям ведь некогда выслушивать чьей-то души мытарства. Каждый занят своим».
На дворе заурчал мотор. Красновидов отдернул занавеску, выглянул в окно. Рассвело! Посмотрел на часы — половина седьмого. Лина крепко спала. На полуторку грузили бидоны, фанерные ящики, у мотора возился человек в длинном брезентовом плаще.