Остроты бородача воспринимались не бурно, но его это не смущало. За трепом не так терзали комары, убивалась скука.
— Еще один представитель местной фауны: Кузьма Берлага. Бакинец. Фантазер. Верит, что отыщет нефть в Сибири. Верить — его призвание.
Кузьма наконец остановил бородатого:
— Стоп, Вася, будя. Знай меру. Не лазь в святая святых. И кто во что верит — не твое собачье дело. Не дезориентируй людей, не искажай портреты, даже во имя юмора. И вынь гочу из костра. Паленая ткань дурно пахнет. Завтра, кстати, на просеку идти тебе, там ты докажешь, на что способен и где твое истинное призвание.
Кузьма откопал в куче постельных принадлежностей гитару, извлек ее оттуда. Настроил. И без приготовлений, подражая известному эстрадному артисту, запел:
Резко прижал ладонью звучащие еще струны, задекламировал, придумывая с ходу слова:
Сняв ладонь с грифа, ущипнул струну и продолжал вызывающе и нервно:
Кругом носились тучи комаров. Они шли косяком на огонь и сгорали. Этого самосжигания никто понять не мог. Но не все комарье жертвовало собой. Жалили, кровососы окаянные, так, что все тело начинало жечь и лихорадить. Накомарники не выручали. Совсем уже стемнело, от этого пламя костра стало ярче. Лица геологов, стоявших вокруг огня, на фоне темноты казались медными масками, прибитыми к черной стене.
Николай с невыговариваемой фамилией заунывно читал наизусть стихи Есенина и Луговского. А Стас, которому, по утверждению бородатого, медведь на ухо наступил, обладал, оказалось, отменным слухом и голосом. Он без аккомпанемента исполнил арию князя Игоря.
Получилось так, что концерт давали геологи, а артисты сидели зрителями.
Вертолет забрал их лишь через трое суток. И трое суток шли, с небольшими перерывами, дожди. Основная часть партии разведчиков отыскала лагерь в час отъезда артистов в Крутогорск. Пятнадцать человек в обветшавших штормовках, а кто и в пиджачках, в громоздких сапогах-броднях, кои уже прохудились, с опухшими, изжаленными комарьем лицами ввалились в лагерь злые, но неунывающие: не тужите, что кобыла пала, занесем ее в список первопроходцев. Дайте срок — по этим топям пойдут чудо-транспортные составы, невиданной конструкции трактора, пролягут труботрассы. Нефти быть! Из-под земли, хохотали, а достанем.
…Вертолет стоял, успокоив пропеллерный крутень, дожидался, пока артисты закончат концерт, который все-таки состоялся. Оба пилота пришагали в лагерь послушать. Два десятка изыскателей, затаив дыхание, отвлеклись на час от своей непоседливой доли; лица невеселы, суровы и задумчивы, мысли унеслись далеко-далеко, за рубежи тайги и болот, в края, где едят за столом, спят в кроватях, ходят с женщинами под ручку в театр, слушают музыку.
Провожали артистов до вертолета молча, все грустя о чем-то, наказывали передать привет «всему коллективу» от робинзонов с необитаемой земли, которые нефть «из-под земли, а достанут».
Шинкарева и Ксенофонт перетирали посуду, когда на кухню с огромным, в обхват, тортом вошел не замеченный никем Сергей Кузьмич Буров. Ксюша его в первый момент и не узнала даже. Он стоял в дверях и улыбался во весь рот.
— Дар крутогорских кондитеров служителям Мельпомены, прошу принять, как товарищеский пай, и разрешить быть гостем.
Ксюша вытерла руки, приняла, по-русски с поклоном, торт и порывисто — Буров не успел опомниться — с откровенной сердечностью троекратно его поцеловала. Вбежала в фойе-столовую:
— К нам гость! Сергей Кузьмич! — И жестом пригласила его к столу.
— Мое общее здравствуйте.
Буров заметно смущался. Он вошел в разгар обеда и задушевной, как ему показалось, полуделовой интересной беседы.
Заметил Буров, что возле каждого лежала пайка хлеба. Первое уже съедено, на второе по маленькому кусочку рыбы, ложки две картофельного пюре и луковица.