Семенова, прижавшись к Шинкаревой, бессвязно лопотала:
— Миленькая, родненькая, Ксюшечка, обними меня, боюсь, боюсь, ведь это все, все? Дура я, дура, зачем поехала в этот кошмар, в эту степь, не по мне это, Ксюшечка. Генка, ах, Генка, он же знает, что я безвольная, почему не удержал?.. Актриса должна быть смелая, как черт. Как ты, Ксюшечка. — Она глянула в окно. — Где мой Генка?! И не видать его.
Семенова нервно, с придыханиями заплакала.
— Герасим прав, вернулись бы в Викторовку, переждали. Теперь все, все, погибли мы, Ксюшечка.
Ксюша не понимала этих истерик. Концерт срывается, Маринку никак не найдут, а она сидит тут клушей. Олег Борисович разрывается. Вспомнилось, как Ангелина Потаповна наставляла перед отъездом:
— Он нездоров, никогда не пожалуется, не попросит стакана воды, если ему худо. Ксюша, не давайте ему таскать вещи, врачи запретили.
Ну как запретить сейчас таскать вещи? И где тут достать стакан воды, если ее нет.
Она полезла к выходу. Светка заверещала:
— Ксюшечка, куда ты?! С ума сошла?
Отмахнувшись от нее, Ксюша надавила на дверь, просунула голову: пересиливая вой ветра, крикнула что было сил:
— Оле-ег Борисови-ич, вам помочь…
— Ни в коем случае!
Красновидов плечом притворил дверь.
— Если что-нибудь случится, кто будет по тебе плакать? — спросила Светка.
— Глупости какие, — улыбнулась Ксюша. И неохотно ответила: — Мама.
— Ты не замужем?
— Нет.
— Почему?
— Жду принца.
— И не влюблена?
— Ннет. — Ксюша задумалась, добавила: — Но, кажется, влюблюсь.
— В кого?
Светка оживилась от любопытства.
— Не скажу.
— В Ксенофонта?!
— Да!
Выпалила, чтобы отвязаться.
— Ты слышишь? — Навострила Светлана слух и подняла вверх палец. — Кто-то кричит.
— Это ветер.
— Нет, это наши кричат. Страшно-то как, господи. Слышишь? Вот опять кричат, зовут Маринку. А вдруг…
— Успокойся, Светка. Ты сиди спокойно, не фантазируй.
— Ксюшечка, милая, что же будет?
Ксюша не знала, что будет, но что концерт вечером сорвется, она уже не сомневалась.
Открылась дверь, и четверо на последнем пределе от усталости втащили в автобус Рябчикову. Ксюша оставила Семенову и помогла уложить Маринку на скамью, достала из аптечки вату, перекись водорода, йод, протерла Маринке руки, смазала, забинтовала. Потом встала на скамью, заткнула разбитое окно одеялом, прижалась к нему спиной. Эльга, тяжело дыша, шептала ей:
— Лежала ничком и плакала. Прямо наступили на нее… Чудом нашли, ни зги не видно.
— Артисты, за дело! — скомандовал Красновидов.
Герасимов, Агаев, Берзин и Святополк как могли освободили от песка колеса, расчистили колею. Красновидов полез в кабину заводить мотор.
— Ку-уда?! — Святополк схватил его за руку. — Сам! Бери ручку, крутани, остальное сам.
Мотор с трудом завелся, но колеса буксовали, автобус не трогался.
— Все толкать! — Красновидов постучал в окно. — Девушки!
Святополк просунул голову в дверцу кабины:
— Выходь, барышни, пихать будем, начальник зовет.
Эльга, Ксюша и Светлана вылезли помогать. Скучились, надавили. Святополк напряг мотор до стона: «Взя-али!» Машина как-то враз козлом скакнула, прыгнула через навал, пошла, пошла, люди на ходу повскакали, дверца захлопнулась. Красновидов, заставив себя улыбнуться, сказал:
— Спасибо, ребята, смелого буря боится.
И без сил опустился на скамью.
Поехали.
Автобус, казалось, плыл в беспросветно мутной жиже. Битый час Святополк мотал его, лелея надежду наткнуться хоть на какую-нибудь отметину.
Он снова пустился в треп, это его подогревало.
— Я ття… Мне бы хоть тютельку, хоть столбик надыбать, и ты у меня попляшешь, я тте дам хребта.
Теперь он старался не юлить, шел напрямик.
С артистами не заговаривал, чувствовал, что с Красновидовым отношения вдрызг разладились.
Был полдень. Аманкарагай казался теперь недосягаемым. Мотор чихал, хрипел, захлебывался, но, слава богу, тянул. Рябчикова пришла в себя, попросила воды, ей дали ромашковую микстуру, и она выпила. Молчали. Усталость, напряжение, сухая, вонючая духота тянули в забытье. Светлана грязным носовым платком вытирала Геннадию лицо, отрешенно-преданным взглядом смотрела на него.
— Ты меня бросил, а я чуть не умерла.
— Ладно, — сказал Геннадий, обнял ее, прижал к себе, — поспи.
Она уснула, от тряски голова ее поминутно сползала, и Геннадий автоматически укладывал ее на место. Ксюша сидела возле уснувшей Марины, посматривала на Красновидова, который обеими руками держался за поясницу.