Перед началом прогона Павел Савельевич Уфиркин зашел к ней в уборную и, желая подбодрить и предостеречь, сказал:
— Ты, Лина, того… Держись, не скользи. Роль — пуля. Оправдай, душка, доверие Егора.
— А зачем вы мне это говорите? — насторожилась Ангелина Потаповна.
Уфиркин будто не слышал вопрос.
— Доверие режиссера — хорошая штука. Полету прибавляет. Олег-то Красновидов при распределении усомнился: не сыграет, сказал, Ангелина Устинью. Помнишь? А? Егор: нет, говорит, сыграет, да еще как! Так что оправдай, не соскользни. В суть, в суть иди. Образ у тебя наклевывается, поверь старику.
Да, она все помнила. Неверие Красновидова ужалило ее. И тогда и в этот раз. Свой — свою? Муж — враг? Изверился? Значит, и здесь, в Крутогорске, опять полурольки, эпизодики? Негодование поднималось на Красновидова. Все ей стало сразу ненавистным, чужим, не ее. Красновидова-Томская никогда не задумывалась над тем, что в театре положение завоевывается только трудом и отвагой. Есть Олег — и есть положение. И вот на тебе, пожалуйста! Проклятый Крутогорск! А если она провалит роль? Тогда что? Во вспомогательный состав? Служба в общем строю? Ксюшкины обеды, скитания по таежным поселкам на тракторах и вездеходах? Загубленная карьера, тоска, пустота и унижение? Нет, Красновидов, это не в ее планах.
Лежнев предугадывал: Линка может взорваться. Она сама видит, что срыв в роли целиком ложится на нее. Хотя к концу спектакля и выровнялась. Начнет сейчас оправдываться, сваливать на других, спорить. И только ведь с одной целью, чтоб потом в кулуарах не перемывали ей кости: мол, Красновидова, жена худрука, бездарна, режиссер, мол, с нею столько возился. Ах, Линка, Линка, ничего ты не постигла.
И он сказал:
— Вы зря, Ангелина Потаповна, расстраиваетесь. Могло, конечно, все полететь к чертям. Могло. Но не полетело. Вы рассеклись пополам, но нашли в себе мужество собраться. Если спортсмен на дистанции упал, проиграл то времени, но потом выложился, нагнал упущенное и к финишу прибежал первым — победа за ним сохраняется. Это относится и к вам. Опыт, цепкость, сноровка — не последние качества дарования. Вы их сегодня наглядно обнаружили.
— Целиком поддерживаю, — бросил реплику Борисоглебский.
Но Ангелина знала Лежнева: «Ух, хитрая лиса, мягко стелет… Воображаю, что он потом наплетет Олегу».
Она выслушала, отвернувшись, не отреагировав никак.
«Тебе же хуже, — подумал Лежнев. — Будешь упираться, себе навредишь. Я ведь не досказал: опыт, цепкость и сноровка да-алеко еще не дарование».
— Репетиция окончена, — объявил он, — спасибо всем. Завтра вы обживаете костюмы. В костюмах пребывайте весь день, походите по сцене, примерьтесь. В четверг прогон всего спектакля.
У гостиницы, выйдя неожиданно из темноты, Ангелину Потаповну остановил Томский:
— Ли-инка!
И заключил свою бывшую супругу в объятия. С неизменным бантиком, чуть подвыпивший, с пыльником через плечо, Томский был приподнято возбужден.
— Не рада? Я же такого крюка дал, чтоб с тобой повидаться. Ты похорошела. В глазах молнии. С репетиции? Какую рольку, кого изображаешь?
— Откуда ты? — спросила она.
Молнии в глазах остались еще после репетиции и обсуждения, настроение было неважное.
— Сейчас из Омска. Пролетом. Гастроли, Линка. Успех, значит, аншлаги, красная строка. Отличная подобралась бригада. И заработал, и насладился. Сорок норм в месяц, представляешь? И вот решил, значит, дай проведаю. Оставил группу и, как бедный Чацкий, к твоим ногам. Прогонишь?
— Я-а-а… — начала было Ангелина Потаповна, но Томский не дал ей сказать:
— Понимаю, Красновидов прогонит? Его право… Вид у тебя уставший. Трудитесь, академики? Молодцы. Преклоняюсь, но не завидую.
— Остановись, — сказала она, — завидовать нечему. Ты давно приехал?
— Я прилетел, Линка, — ответил он и закурил. — Чемодан в номере у Стругацкого. Сенька зол. Даже руки не подал. Что с ним?
— Рвется на место Олега, — сболтнула она.
— Да? Зама-ах. Ну-ну.
— До завтра. — Ангелина Потаповна протянула ему руку. — Мне нездоровится, я хочу спать.
…Представитель из главка в сопровождении инспектора областного управления культуры по-хозяйски вошел к Рогову в кабинет. Бесцеремонно сел, положил на стол командировочное удостоверение, снял шляпу, надел ее на коленку.