Аня оборачивается и сразу же понимает, что кофеварки у меня действительно нету. Осознавая, насколько сильно я сейчас нуждаюсь в женской ласке, она быстро подходит и, обхватив обеими руками, впивается в меня всем своим естеством — страстная женщина.
Никогда раньше у меня не было такого крутого траха.
Мы совокупляемся как кролики, пока, наконец, в доме не остается неиспользованных презервативов. Происходит эпохальный момент — я все еще хочу ее, но не могу. Злая жизнь, очень злая.
Спустя какое-то время, смирившись с тем, что все в мире, даже такое восхитительное действо как прерванный половой акт, заканчивается, мы слегка привыкаем различать друг друга в темноте и укладываемся в обнимку.
Мягкие шторы уже начинают пропускать ультрафиолет, а я лежу с широко закрытыми глазами и обнимаю прекрасное существо, которое каким-то образом согласилось скрасить одну из моих тысяч молодых ночей.
Часы пробивают четыре утра, мозговая активность в моей голове, если верить научному подходу, приближается к максимальной. Тысячи нейронов прокладывают мне путь к великому познанию всего сущего. Я лежу, а в моей голове выстраивается бесконечное количество версий и теорий, почему же все-таки все так, как оно есть. Меня не покидает острое чувство, что я практически добрался до истины. Чрезмерно приятное ощущение.
Мне становится доступно знание, что все, абсолютно все живые твари в этом мире хотят безвозвратно отдаться в лоно любви и ни о чем больше не думать, просто продать себя без остатка во власть этой бешено кипящей силы. Но любви не существует, а значит ты в лучшем случае отдашься чьим-то корыстным интересам. И почему-то именно в этот момент ко мне приходит предельно четкое осознание того, что я, пожалуй, никого не полюблю в этой жизни. Совсем… никогда… никого…
Краем глаза на своем прикроватном столике я вижу томик Маркеса про сто лет одиночества.
По всем собранным за все существование человечества знаниям выходит, что это слово из шести букв — всего лишь собирательное название всего самого возвышенного, что может произвести своим организмом человеческое существо. Но результат на практике редко превосходит ожидания, а любовь на практике редко оказывается взаимной и уж тем более продолжительней трех лет Бегбедера. Зато сколько боли!
Если снизойти до бренной земли и говорить более приземленно, то модели ситуации все равно ведь две: либо ты находишь меркантильную сучку с мозгами, либо разбиваешь сердце безмозглому наиву. Больно всегда и везде, жизнь ведь боль.
Мой будильник, поставленный на четыре тридцать, тихо начинает воспроизводить выбранный рингтон — старенький ковер, записанный Limp Bizkit:
no one knows what it’s like
to be the bad man
to be the sad man
behind blue eyes…
Аня начинает по-девичьи нежно ерзать в уютной постели, и мне так не хочется прерывать это. Этот момент прекрасен своей неповторимостью…
Музыка выключается изящным движением мягких женских пальцев, после я слышу сладкое урчание радостно потягивающегося тела и обнаруживаю встречный восторженный взгляд только что открывшихся глаз:
— Ты что все это время не спал?
Я какое-то время тупо ловлю этот момент, прежде чем ответить:
— Нет, я проснулся недавно. Моя потенция не позволила мне просто спать рядом с таким прекрасным существом.
В ответ слышится довольное урчание:
— Я не существо, я человек, которому очень приятно сейчас быть рядом с тобой. — Немного помедлив, Аня скромно задает вопрос: — Слушай, скажи, мне правда интересно, а почему ты до сих пор никого не нашел себе? Ты же очень классный.
Ее вопрос вызывает во мне легкий приступ yes-мэна, но я не подаю виду. Вместо этого я просто вкратце анализирую текущее положение вещей в своей жизни и выдаю ей откровенный ответ, настолько неприкрытый, насколько я сам не одет:
— Знаешь… я тебе так скажу… предыдущий мир растаял, а нового я построить еще не успел, вот и сижу теперь в заднице, пытаюсь выхватывать толики положительных эмоций. А вообще это сложно, знаешь…
— Интересно… А вообще согласись, это ведь никогда не бывает легко.
Она произносит это, как боженька, очень вдохновенно и красиво.
— Факт. Черт, и когда это я успел соблазнить гения?
Она тихо смеется, а я улыбаюсь про себя.
— Слушай, а я ведь ничего о тебе не знаю, не хочешь рассказать?
— Ммм… для начала мне нужно немного привести себя в порядок.
— Поверь словам мужчины, лежащего в сантиметрах от тебя, — ты в порядке.
Она улыбается в полутьме и поворачивается на спину.