Он не испытывал по отношению к Рогозину никаких чувств - ни плохих, ни хороших, твердо зная одно: компромат - это деньги, а у Рогозина денег сколько угодно.
В отличие от Чека, который сам не понимал, зачем затеял аферу с продажей информации Аверкину, Канаш отлично знал цену деньгам и имел то, что забытый нынешней молодежью певец Виктор Цой именовал "хорошим жизненным планом". В подробности этого плана он не посвящал никого, но было замечено, что Валентин Валерьянович Канаш старательно избегает обзаводиться семьей и недвижимостью, в повседневной жизни довольствуясь самым необходимым. Это было неспроста: Канаш не собирался задерживаться в России. Много лет назад он поставил себе цель: накопить два миллиона долларов и уехать с ними в Австралию, чтобы зажить на океанском побережье простой и в то же время удивительно красивой жизнью не знающего ни в чем нужды отшельника. Он купит себе катер и, когда станет скучно, станет выходить в открытое море и охотиться там на акул. Канаш не сомневался, что сумеет справиться с любой акулой: его психология мало отличалась от акульей, хотя и была намного сложнее.
На мгновение эта картина предстала перед его мысленным взором: пронзительно-синее небо, ультрамариновый океан, ослепительная белизна прибоя, коралловый песок, зелень пальм и бурые от водорослей верхушки рифов в сотне метров от берега...
Он тряхнул головой, отгоняя видение, запустил двигатель джипа и погнал "чероки" к месту, где Рогозин должен был встретиться с призраком прошлого.
***
Илларион остановил "лендровер" перед добротными воротами, набранными из помещенных в стальную раму дубовых досок, и негромко присвистнул, выражая свое восхищение.
- Погоди, - сказал ему Мещеряков, - то ли еще будет. Ты, главное, свистелку не потеряй, когда ворота откроются.
- Постараюсь, - с подозрительной кротостью откликнулся Илларион.
Мещеряков покосился на приятеля. Илларион сидел, положив ладони на руль, и барабанил пальцами по ободу. Глаза его были внимательно сощурены, губы вытянуты дудочкой, словно он собирался снова засвистеть. Мелкий дождь тихо шелестел в верхушках сосен, обещая в скором времени опять превратиться в полновесный ливень. По лобовому стеклу "лендровера" лениво ползли тяжелые капли, оставляя за собой извилистые дорожки. Андрей заметил прилипший в нижнем углу лобовика березовый листок. Листок был лимонно-желтый, и полковнику ГРУ Мещерякову стало грустно: снова приближалась осень, а это означало, что еще один быстротечный год подошел к концу. Он подумал о том, что в последнее время годы мелькают с сумасшедшей скоростью, как будто сама природа ни с того ни с сего решила поскорее избавиться от полковника Мещерякова и с этой целью пустила время вскачь.
- Посигналь еще, - сказал он Забродову. Илларион послушно надавил на кнопку сигнала. Клаксон "лендровера" гнусаво взвыл, и ему ответила собака с соседней, невидимой отсюда дачи.
Потом до них донесся лязг отодвигаемого засова, и створки ворот бесшумно разошлись, открывая заросший мягкой зеленой травой двор и прямую, как стрела, бетонированную подъездную дорожку, которая вела через обширный участок к обманчиво приземистому двухэтажному особняку, сложенному из кирпича вперемежку с дикими валунами и крытому темно-зеленой, под цвет сосновых крон, черепицей. Архитектура особняка была простой, очень функциональной и в то же время радовала глаз.
- Красиво жить не запретишь, - с непонятной интонацией сказал Илларион и, воткнув первую передачу, загнал машину во двор.
Сразу за воротами он остановился, чтобы подождать хозяина, который замешкался, возясь с засовом. Наконец задняя дверца "лендровера" распахнулась, и в салон просунулось знакомое лицо.
- Ущипните меня, - сказало лицо, моргая глазами. Забродов живо обернулся и быстрее, чем кто-нибудь успел среагировать, просунул назад руку и безжалостно ущипнул хозяина дачи за левое плечо. Тот зашипел, схватившись за травмированное место.
- Точно, Забродов, - сказал он. - Все на той же машине и все такой же негодяй. А я думал, что сплю и вижу сон.
- Просыпайся и залезай в машину, - скомандовал Илларион. - Или зови нас в дом.., если, конечно, не боишься.
- Чего я должен бояться? - быстро спросил Николай Аверкин, которому принадлежала эта дача.
- Судя по твоему виду, боишься ты многого, - суховато сказал Мещеряков, вмешиваясь в разговор.
- Например, как бы полковник не стибрил у тебя столовое серебро, немедленно разрядил обстановку Илларион. - А еще, не поверишь, он повадился в последнее время на стенках разную похабщину писать. Так что за ним глаз да глаз нужен...
- Вот оно что, - сказал Аверкин, забираясь на заднее сиденье и захлопывая дверцу. - То-то я смотрю, что вас двое. Что, думаю, за притча? Приглашал одного, причем сразу сказал, что разговор будет сугубо конфиденциальный, а явились двое...
Это был прямой выпад. Мещеряков поморщился и открыл рот, но Илларион опередил его.
- Тут вот какое дело, Коля, - доверительно сказал он. - Наш Андрей посоветовался с генералом Федотовым. Тот велел передать тебе привет, а заодно пришить тебя к такой-то матери во избежание огласки. Вот Андрюха и подрядил меня по старой дружбе - чтобы, значит, и дело было сделано, и приятель чуток подзаработал.
Аверкин немного помолчал, качая головой, а потом шумно вздохнул и сказал:
- Все-таки чертовски приятно знать, что на свете есть вещи, которые не меняются.
- Особенно когда убеждаешься в этом раз в десять лет, - язвительно добавил Мещеряков. - А когда каждый день... Тут, знаешь ли, любому консерватору захочется изменений.
Аверкин невольно фыркнул.
- И все же, - сказал он, - я не совсем понимаю, зачем... То есть я рад встрече, но все-таки.., как-то...
- Ну что ты мямлишь, разведчик? - проворчал Илларион. - Что "все-таки"? Что - "как-то"? Всю твою секретную биографию я знаю наизусть, она у меня на шкуре записана тем же алфавитом, что и у тебя, а речь, насколько я понял, идет именно о ней. Так что ты мнешься, как одетый в бане?
- Видишь ли, - снова вмешался в разговор Мещеряков, - дело серьезное, а действовать по официальным каналам не представляется возможным. То есть найти и шлепнуть этого твоего шантажиста мы могли бы в любой момент...
- Найти и шлепнуть его я мог бы и без вашей помощи, - проворчал Аверкин. - Невелика хитрость - пришить какого-то мозгляка. Но он сказал, что в случае его смерти вся информация будет автоматически введена в Интернет для самого широкого ознакомления. Я-то это как-нибудь пережил бы, но по отношению к Управлению это было бы что-то вроде.., ну...
- Предательства, - закончил за него Илларион. - Ты заметил, Коля, что мы стали стесняться нормальных, всем понятных, вполне литературных русских слов, сплошь и рядом заменяя их туманными намеками, синонимами и обыкновенным матом? И не только слов, но и понятий, которые они обозначают: совесть, верность, честь - в том числе и честь мундира... Почему это, ты не знаешь?
- Потому, что это понятия из девятнадцатого века, - с горечью ответил Аверкин, - а нынче уже двадцать первый на дворе. Сейчас понятия другие: гони бабки и фильтруй базар.
- И сколько он с тебя требует? - поинтересовался Илларион.
- Сто штук, - ответил Аверкин.
- Ото, - с уважением протянул Илларион. - Круто берет.
- Уверяю вас, это только начало, - сказал Мещеряков.
- Фильтруй базар! - воскликнул Илларион голосом рэкетира с Рижского рынка образца тысяча девятьсот девяностого года. - Кстати, - добавил он нормальным тоном, - мы что, так и будем сидеть в машине? Прямо по курсу я наблюдаю очень симпатичный дом, в котором наверняка есть холодильник и парочка кресел, где нам, несомненно, будет удобнее, чем на этих драных седалищах.