- Ну и видок, - сказал Илларион. - В поход на чужую страну собирался король.
Мещеряков недовольно поморщился и мимо Иллариона протиснулся в прихожую.
- Собирайся, - проворчал он.
Илларион запер дверь и внимательно посмотрел на Мещерякова. Выражение полковничьего лица ему не понравилось. Мещеряков прекрасно владел собой, и посторонний человек вряд ли сумел бы что-нибудь заметить, но Илларион знал полковника много лет и прекрасно видел, что тот пребывает в состоянии какого-то болезненного нервного напряжения и сосредоточенности. Губы у него были сжаты в тонкую прямую линию, а брови хмурились. Ото, подумал Илларион. Что-то случилось. Что-то очень нехорошее, поганое что-то. Давненько я его таким не видел.
- Кофе выпьешь? - спросил он самым беззаботным тоном, разом опустив все вертевшиеся на языке колкости и наводящие вопросы: ситуация явно не располагала к пустому трепу.
- Собирайся, Илларион, - повторил Мещеряков.
- Так срочно?
- Пф-ф-ф.. - Мещеряков с шумом выпустил из легких воздух и медленно опустился на стоявшую в прихожей скамеечку, словно и впрямь превратившись в проколотый воздушный шар. Он зачем-то снял свою кепку, повертел ее в руках и снова нахлобучил на голову, сильно потянув за длинный козырек. - Черт его знает, - сказал он, - срочно это или нет... Если честно, я вообще перестал что бы то ни было понимать во всей этой истории.
- Странно, - заметил Илларион. - История, казалось бы, самая незамысловатая.
- Да? Знаешь, мне даже жаль разрушать твои иллюзии.
- Иллюзии?
- Да. По поводу незамысловатости этой истории. Час назад, как раз по дороге сюда, ко мне поступила новая информация.
- Любопытно, - сказал Илларион, хотя на самом деле не испытывал никакого любопытства. Судя по выражению лица Андрея, привезенные им новости действительно были не слишком хороши. - Любопытно, - повторил Илларион, что же это за информация такая, что на тебе лица нет?
- Сейчас и на тебе не будет, - мрачно пообещал Мещеряков. - Видишь ли, мне позвонил Сорокин...
Полковник милиции Сорокин то и дело возникал на жизненном горизонте Иллариона Забродова, и всякий раз его появление бывало связано с очередными неприятностями. Это было тем более досадно, что Илларион искренне симпатизировал Сорокину. От взаимной настороженности, которую они с полковником испытывали в момент своего знакомства, давно не осталось и следа, но это не меняло дела: такая уж была у полковника Сорокина работа, что один его вид поневоле вызывал самые неприятные мысли и ассоциации. По этому поводу Илларион постоянно цитировал одну и ту же строфу из бессмертного "Дяди Степы": "Ведь недаром сторонится милицейского поста и милиции боится тот, чья совесть нечиста". Не удержался он от любимой цитаты и теперь - отчасти в силу привычки, а отчасти для того, чтобы хоть немного разрядить обстановку.
Мещеряков терпеливо дослушал цитату до конца, ни разу не перебив Иллариона, и даже воздержался от обычных ворчливых комментариев. Илларион замолчал и выжидательно уставился на приятеля, окончательно убедившись в том, что дело плохо: если уж Мещеряков перестал ворчать, значит, ему действительно не до пустой болтовни.
- Так в чем дело, Андрей? - спросил Илларион, когда повисшее молчание сделалось нестерпимо тягостным.
- Дело в том, что мы с тобой сели в большую лужу, - мрачно сообщил Мещеряков. - Кого мы искали? Мальчишку-программиста, у которого в голове сплошные процессоры и материнские платы, так?
- Так, - подтвердил Илларион. - А что, он выкинул что-нибудь экстраординарное?
- Вот-вот, - покивал головой Андрей. - Именно экстраординарное. Настолько экстраординарное, что сам собой возникает вопрос: он ли это был? Знаешь, что сказал Сорокин? Два часа назад в институт Склифософского доставили Аверкина. Его два раза пырнули кухонным ножом среди бела дня. Насколько я понял Сорокина, врачи не уверены, будет ли он жить.
- Черт, - сказал Забродов. - Вот черт, - повторил он и опустился на корточки, привалившись спиной к стене прихожей. Он принялся рассеянно хлопать ладонью по пустым карманам, начисто позабыв о том, что сигареты остались на столе в кухне. Мещеряков покосился на него, поморщился, вынул из кармана портсигар и протянул его приятелю. Илларион благодарно кивнул, взял сигарету, повертел ее в пальцах, разминая, но почему-то не закурил, а засунул за ухо. Вид у него при этом был самый отсутствующий. - Ладно, сказал он наконец, - будем считать, что первую порцию я благополучно переварил. Давай, полковник, сыпь дальше. Это ведь, насколько я понимаю, не все?
- Правильно понимаешь, - со вздохом сказал полковник. - В общем и целом все выглядит как обыкновенное ограбление. Напали на него в парке. Место там глухое, безлюдное...
- Какого дьявола он туда поперся? - перебил Илларион. - Он же должен был сидеть дома и ждать звонка!
- Вот именно. Судя по всему, он его дождался.
- Черт! - в третий раз повторил Илларион. - Ведь договорились же, кажется, обо всем... Кстати, почему ты думаешь, что в парке он встречался именно с этим парнем?
- Если ты не станешь перебивать меня после каждого моего слова, я попытаюсь все объяснить, - пообещал Андрей. - Повторяю, выглядит все как обыкновенное ограбление: вывернутые карманы, исчезнувшие часы и бумажник, пустая сумка, которую выпотрошили и отбросили в сторону, какая-то картонная коробка... Коробка, понимаешь? Из-под обуви.
- Ты хочешь сказать, что в этой коробке он привез на место встречи деньги? - спросил Илларион. - Сто тысяч, да? Если на минуту допустить, что это правда, то получится, что друг Коля использовал нас с тобой втемную. И шантажировали его чем-то гораздо более серьезным, чем спецназовское прошлое, и деньги у него, оказывается, были, и деньги очень немалые... Ты извини, Андрей, но я предпочитаю для начала поискать другие объяснения. Уж очень мне не хочется, чтобы все было именно так. Пустая обувная коробка это, знаешь ли, чересчур легковесный аргумент...
- Согласен, - сказал Мещеряков. - Но ты опять не дослушал до конца, Илларион. Квартиру Аверкина тоже вывернули наизнанку, как и его карманы. Взяли, судя по всему, немного, но окончательно это станет ясно, только когда из Калуги приедет его жена. Не знаю, что они там искали, зато точно знаю, что диктофон, с помощью которого Аверкин должен был записать свой разговор с шантажистом, исчез.
- Подумаешь, - сказал Илларион. - Вещица полезная, на радиорынке за такую можно взять неплохие деньги. Это ничего не доказывает, Андрей. А впрочем...
- Вот именно. Если, сложить все это в кучу, получается очень интересная картинка. Ты задал правильный вопрос: зачем он поехал в этот парк? Ему совершенно нечего было там делать. Плюс коробка из-под обуви, плюс обворованная квартира, плюс исчезнувший диктофон...
Илларион легко поднялся с корточек, отнес на полку книгу, которую все еще держал под мышкой, и принялся одеваться.
- Да, - сказал он, - наверное, ты прав. Во всяком случае, время пассивного ожидания кончилось. Мы и так с тобой выжидали слишком долго. Кстати, что говорит Сорокин?
- Сорокин ничего не говорит, он пускает дым из ушей и матерится. Он уверен, что мы с тобой утаиваем от него жизненно важную для следствия информацию.
- А мы разве что-то утаиваем?
- Беда в том, Илларион, что утаивать нам с тобой нечего. То, что у нас есть, Сорокин считает пустым звуком, и он прав. Ни одной улики, ни одного прямого свидетельства - ничего, кроме разговоров, догадок и подозрений...