Замок щелкнул. Свист метнулся в угол, дождался второго щелчка и одновременно с ним загнал обойму на место. Краем глаза он увидел, как Ляпа осторожно пятится к дверям кухни, держа в одной руке пистолет, а в другой вот умора! - томик Тургенева. Свист на секунду отвлекся от двери, чтобы повернуться к Ляпе и постучать себя по лбу согнутым пальцем. Ляпа в ответ скорчил зверскую рожу и пожал плечами: не оставлять же, в самом деле, книгу на виду!
Царапанье и щелчки в прихожей прекратились, но дверь осталась закрытой. Свист напряг слух и сумел различить легкие шаги, направлявшиеся прочь от квартиры Чека вниз по лестнице.
- Чисто работают, - прошептал он, обернувшись к Ляпе. - Один спец открыл и отвалил, а другой сейчас придет и возьмет, что надо. Тут мы его и прищучим. Давай на кухню, Ляпа. Как сунется к тебе, сразу бери его на мушку. Только стрелять не вздумай!
- Много базаришь, - заметил Ляпа. - Ты в сортир?
- Как всегда.
- Вот-вот, - не упустил случая съязвить начитанный Ляпа.
- Сам дурак, а еще в галстуке, - сказал ему Свист и нырнул в туалет, прикрыв за собой дверь так, чтобы осталась щелочка.
Ему вдруг стало весело. Меньше всего он ожидал, что Чек, который по неизвестной ему причине вдруг подался в бега, и его приятель, бывший, если верить Канашу, тертым калачом, явятся сюда, именно в то место, где их вернее всего будут поджидать. Но они пришли. Видимо, Канаш-таки знал, что делает, когда снимал с компьютеров жесткие диски и оставлял здесь засаду. Теперь оставалось только сцапать необдуманно залетевших в клетку пташек и со спокойной душой отправляться в контору за премиальными.
Входная дверь квартиры распахнулась, и Свист испытал ощущение, которое в разговорах с себе подобными обычно характеризовал словами "едет крыша". В данном случае это не было пустым звуком: увидев людей, которые вошли в квартиру, он действительно почувствовал какое-то плавное скользящее движение под черепной коробкой, от которого у него на мгновение закружилась голова.
Эти люди были ему абсолютно незнакомы и меньше всего походили на квартирных воров. "Менты!" - метнулась в мозгу Свиста паническая мысль, но на сыскарей эти странные взломщики тоже не тянули - слишком уж тихо и осторожно они себя вели, да и лица у них были не те.
Тиская пистолет вспотевшей ладонью, Свист затаился в туалете, перестав дышать. Человек, вошедший в квартиру первым, уверенно прошагал в комнату, придерживая на плече ремень спортивной сумки, которая на вид казалась пустой. Его приятель, невысокий сухопарый мужик лет сорока пяти, а может быть, и пятидесяти, двигавшийся с подозрительной легкостью профессионального танцовщика, проходя мимо убежища Свиста, слегка замедлил шаг, заколебался и даже приподнял было руку, чтобы толкнуть неплотно прикрытую дверь. Видимо, он привык ничего не упускать. Свист обмер и навел на дверь пистолет, но тут под ногой обладателя спортивной сумки что-то противно захрустело, сухопарый повернулся к туалету спиной и негромко сказал:
- Смотри под ноги, полковник. Не дави улики.
"Полковник!" - ахнул Свист и впервые в жизни почувствовал, что вот-вот обмочится. Он крепко сдавил промежность, не доверяя собственному организму, который оказался совершенно не готов к тому, чтобы вместо мозгляка Чека и хромого уголовника столкнуться с серьезным противником.
Справившись со взбунтовавшимся мочевым пузырем, Свист взял себя в руки и попытался размышлять более или менее здраво. Это было затруднительно, потому что больше всего ему хотелось бомбой выскочить из туалета, распахнуть входную дверь и кубарем скатиться по ступенькам - вниз, на улицу, за угол, в машину и дальше, как можно дальше от этого места... Останавливали его три обстоятельства. Во-первых, за дверью могли стоять другие люди в штатском, готовые броситься на помощь полковнику и его спутнику. Во-вторых, Свист сильно сомневался, что Канаш погладит его по головке за такое поведение. И, наконец, в-третьих, Свиста удерживал намертво застрявший на кухне Ляпа. Бросить его там - значило развязать ему и руки, и язык. Когда Ляпу возьмут в оборот, он молчать не станет...
Было еще и в-четвертых, но Свист не хотел признаться даже себе, что попросту боится схлопотать пулю в позвоночник. Полковник полковником, но лицо сухопарого Свисту не понравилось. Оно было чересчур спокойным, зато глаза даже в полумраке прихожей опасно поблескивали, как линзы невиданного оптического прицела.
Взломщики вовсю шуровали в комнате, хрустя разбросанными по полу радиодеталями и лязгая железом. Они беседовали, и из их разговора Свист понял, что они ищут винчестеры - те самые, которые несколько часов назад снял и увез Канаш. Он очень сомневался, что сыскари из райотдела или гастролеры-домушники способны отличить извлеченный из компьютера винчестер от одноименной винтовки. Значит, понял Свист, это либо очень серьезные деловые люди, либо офицеры ФСБ. Мысленно он проклял и Чека, и Канаша, а заодно и себя за то, что ухитрился влезть в дело, в котором замешана федеральная служба. Впрочем, подумал он, неизвестно, кто хуже: федералы или блатные.
Тем временем притаившийся в углу возле кухонной мойки Ляпа размышлял примерно таким же образом, но с одним существенным отличием: Ляпа не боялся. Он тоже слышал, как один из взломщиков назвал другого полковником, но решил, что это либо кличка, либо прозвище. Настоящие полковники не шарят по квартирам в отсутствие хозяев. Кроме того, в отличие от Свиста, Ляпа не мог видеть незваных гостей, и неброская внешность Иллариона Забродова не могла произвести на него того неизгладимого впечатления, которое она обычно производила на людей, решивших помериться с ним силой.
Ляпа вообще редко испытывал чувство страха в силу своей молодости, завидного здоровья и природного легкомыслия. Стоя в узкой щели между кухонным шкафчиком и мойкой, в которой уже черт знает сколько дней мокли две грязные тарелки, закопченная сковорода и одинокий тонкостенный стакан с выпачканными кефиром стенками, Ляпа был спокоен. Приказ, полученный от Канаша, был прост и ясен: всех впускать, никого не выпускать. Судя по доносившимся из комнаты голосам, там находились двое, и Ляпа не видел причин, которые могли бы помешать им со Свистом повязать двух залетных фрайеров в лучшем виде. Поэтому, когда в поле его зрения вдруг совершенно бесшумно возник абсолютно незнакомый невысокий человек с внешностью спортсмена-легкоатлета, Ляпа спокойно направил на него пистолет и молча взвел большим пальцем курок.
Незнакомец так же молча поджал губы и сделал глубокомысленное движение бровями, как будто столкнулся с любопытной задачкой из учебника арифметики. Ляпа сделал недвусмысленное движение пистолетным стволом, предлагая гостю поднять руки.
- Спокойно, - миролюбиво произнес взломщик, послушно поднимая руки и демонстрируя Ляпе пустые ладони. - Не надо так сильно давить на спуск, эта штука может выстрелить.
"Закрой пасть и повернись спиной", - хотел скомандовать Ляпа. Он уже открыл рот, и тут что-то произошло - что именно, он так и не понял, хотя впоследствии несколько раз вспоминал этот бесславный эпизод своей трудовой биографии, пытаясь восстановить ход событий во всех подробностях.
Он стоял в узкой, не больше полуметра, щели, надежно прикрытый с левой стороны мойкой, а с правой - высоким узким шкафчиком, в каких хозяйки обычно хранят кастрюли, полотенца и прочую кухонную дребедень. Взломщик с поднятыми руками находился прямо перед ним на расстоянии добрых полутора метров - стоял с растерянным и вроде бы даже виноватым видом и смотрел на Ляпу печальными, как у сенбернара, глазами. Было очевидно, что он сопротивляться не станет. Ляпа очень удивился, когда его правая кисть вдруг взорвалась нестерпимой болью, а пол, потолок и стены кухни ни с того ни с сего пришли в движение, стремительно меняясь местами, словно Ляпа ненароком угодил внутрь большой бетономешалки. Спиной вперед пролетая через кухню, он услышал, как в комнате что-то тяжело упало и разбилось с глухим кашляющим треском, но не обратил на это внимания. Куда подевался пистолет, Ляпа тоже не понял, а через секунду подоконник со страшной силой ударил его пониже спины, и Ляпа, очень гордившийся своим красным поясом по каратэ, со всего маху врезался спиной в окно, оборвав дребезжащие горизонтальные жалюзи.