Я ничего не ответила, села и открыла сумку. Лео развернул газету, не преминув запустить в сумку свою лапищу, — вытащил яблоко и с хрустом его надкусил.
— Тебе меньше работы.
— Оставь мои яблоки в покое! — прикрикнула я на него, начиная чистить первое.
От сладкого яблочного духа у меня дрогнули ноздри.
— Помнишь, Лео, как мы собирали яблоки с детьми? Им так нравилось лазать по лесенкам, наполнять корзины, а потом они помогали мне варить компот, и печь пироги тоже. Марсель таращился во все глаза, ему было так интересно, а однажды он сказал, что, когда вырастет, станет кондитером и будет печь такие же вкусные пироги, как я. Марсель, Марсель… Надо же! А стал адвокатом.
— Да-да, — рассеянно отозвался Лео и снова уткнулся в газету.
Я поняла, что он не хочет меня слушать, и замолчала, но продолжала прокручивать воспоминания про себя. Я могла бы заниматься этим до вечера, а то и до завтра: хорошие были годы, когда у нас подрастали дети, годы счастья, самого настоящего, которым был наполнен каждый день, каждый миг.
— Хочешь посмеяться? — вдруг оживился Лео. — Тут пишут, что жена премьер-министра наставляет мужу рога с его шофером.
Я пожала плечами и взялась за следующее яблоко, а про себя подумала, что этой женщине, при всем ее высоком положении, я ничуточки не завидую. Пусть мне не посчастливилось быть женой видного политического деятеля, зато жизнь свою я прожила честно. Потому, наверно, я и была хорошей женой и матерью, умело вела свой корабль верным курсом и благополучно доставила всю мою команду — и двух матросиков, и седого капитана — в тихую и добрую гавань. О, в такое плавание я с радостью пустилась бы снова! Нам не страшны были шторма, и ни разу на всем пути мы не налетели на рифы, точно говорю.
— А вот послушай! — хохотнул Лео. — Какая-то женщина судится с косметической фирмой, которая торгует по каталогу, потому что одна их продавщица, когда принесла товар на дом, переспала с ее безработным мужем — жена-то днем на работе.
— Да ну?
Я продолжала чистить яблоки, дело спорилось, сумка уже опустела почти наполовину. Лео стащил у меня еще одно — верно, думал, я так поглощена работой, что не замечу.
— А вот еще, как раз для тебя! — продолжил он пару минут спустя. — На этой неделе белая женщина, состоящая в браке с белым мужчиной, родила негритенка. Муж покинул родильную палату вне себя от гнева, а она вскочила прямо со стола и хотела броситься вдогонку — четверо врачей насилу ее удержали. Роды даже еще не закончились! Смотри, каково ей, а?
Лео подвинул ко мне газету, показывая фотографию женщины: она держала на руках чернокожего младенца и смотрела пустыми, скорбными глазами. Под снимком крупными буквами были напечатаны ее слова: «Я раскаиваюсь, что изменила мужу, и все же хотела бы, чтобы он стал отцом моему ребенку. Где бы ты ни был, Джордж, я люблю тебя и жду».
— Да уж, нескоро она теперь дождется своего Джорджа, я так думаю! — ухмыльнулся Лео.
И что смешного? Я вздохнула и оттолкнула от себя газету. Разве можно смеяться над женщиной, которая только что родила ребенка? Во мне закипало раздражение.
— Ну хватит, Лео! — вскинулась я. — Неужто в газете нечего больше читать, кроме этих мерзостей?
Лео выпрямился, замер, посерьезнел.
— Я просто повеселить тебя хотел, Ширли, — сказал он. — Я же не виноват, что без измены нет интриги.
Я пожала плечами и снова взялась за яблоки. Лео продолжал листать газету, но вслух, слава богу, больше ничего не зачитывал.
Наверно, зря я так вспылила. Может, позавидовала немножко этой женщине, только что ставшей матерью? Мне иной раз так хочется повернуть время вспять и снова растить детей — не потому, что я бы что-нибудь изменила или исправила, нет, просто чтобы они опять были всегда со мной.
Сумка опустела, я поднялась, взяла обе миски и нож.
— Лео, я пошла печь пироги.
— Смотри только не надрывайся уж слишком.
Я поставила один пирог в духовку — для Лео. А четыре остальных заморозила. Формы я пометила красным маркером, чтобы не перепутать их с пирогами со свининой, которые хранил? — тоже для детей, для кого же еще, — с Рождества. Места в морозилке почти не осталось, пришлось потеснить баночки с домашним кетчупом, которые я берегла с прошлой осени, и кастрюльки с рагу из ребрышек, судочки с фаршированным перцем, курицей в имбирном соусе, голубцами, луковым супом и другими их любимыми лакомствами — уж и не помню, с каких пор все это стояло.
Дверца морозилки еле закрылась, пришлось нажать посильнее. Если так будет продолжаться, скоро туда больше ничего не поместится. Я присела за стол, и мне ужасно захотелось позвонить детям. А что, разве нельзя? Должна же я сказать, что их ждут пироги. Я набрала номер Джоанны и услышала автоответчик: «Здравствуйте, вы позвонили Джоанне и Андре. Нас нет дома, оставьте, пожалуйста, ваше сообщение. Спасибо, всего доброго». Никогда я этого не любила, разговаривать с механизмами… Но этот был как-никак дочкин, и я выдавила из себя несколько слов после гудка: «Алло, Джоанна, это мама. Я хотела сказать, что сделала сегодня пироги и два оставила для тебя. Они в морозилке. Бай-бай».