Я как раз повесила трубку, когда из сада вошел Лео.
— Дождь собирается, — сообщил он.
Заглянув в духовку, он удовлетворенно потер руки: «Пахнет вкусно!» — и поинтересовался, есть ли у нас ванильное мороженое к яблочному пирогу на ужин. «Есть, есть», — успокоила я его: содержимое морозилки я знала как свои пять пальцев. «Не очень устала? Сколько всего пирогов навертела?» — спросил он, массируя мне плечи. «Пять», — тихо ответила я, и Лео вздохнул. Потом сказал, что спустится в гараж, закончит покрывать лаком сундук, недавно купленный в лавке старьевщика.
— Очень красивый, вот увидишь, — добавил он.
Я спросила, куда он собирается этот сундук поставить. С тех пор как Лео вышел на пенсию, он все возится со старой мебелью: то буфет притащит, то столик, уже весь дом ею забит.
— Не беспокойся, Ширли, найдем местечко, сундучок небольшой, — сказал он, уходя.
Я промолчала. Ничего, пусть от мебели Лео уже негде повернуться, но дом так опустел после ухода детей, что она хоть немного заполняла эту пустоту.
Я набрала номер Марселя — может, хоть он окажется дома? Когда я услышала в трубке его голос, радости моей не было границ! «Марсель! Сыночек! Как поживаешь?» Он ответил, что у них с Жослин все хорошо, на этой неделе работы в конторе невпроворот, сегодня ездили смотреть дом и скорее всего его купят.
— А когда вы нас навестите? — задала я вопрос, который задаю при каждом разговоре с детьми.
Я всегда была уверена, что человека можно приучить к чему угодно, если долго повторять ему одно и то же. Так я и воспитывала своих детей. Помню, как долдонила изо дня в день, когда они были еще крошками: «Садитесь за уроки!», «Застелите постели!», «Помойте посуду!», «Вынесите мусор!» Я добилась желаемого результата: к десяти годам они уже делали все сами, без напоминания. Почему же теперь, когда дочке тридцать пять лет, а сыну тридцать два, я не могу, сколько ни повторяю, допроситься, чтобы они навестили родителей? Потому что Джоанна выбрала профессию журналистки и вечно в разъездах? Потому что Марсель завален делами в своей адвокатской конторе?
Марсель сказал, что ему надо бежать, их с Жослин ждут друзья к ужину.
— Вот как?
Повесив трубку, я вспомнила, что забыла ему сказать про пироги, и снова набрала номер. После пяти длинных гудков включился автоответчик.
— Марсель, ты уже ушел? Это опять я, мама. Совсем забыла: два чудесных яблочных пирога ждут тебя дома в морозилке.
Я положила трубку. И еще некоторое время не выпускала ее из руки, не в силах разжать пальцы. Какая-то заноза сидела во мне, но я никак не могла понять, в чем дело.
Когда пирог Лео хорошенько подрумянился, я вынула его из духовки и поставила остывать. За окном, далеко от нашего дома, край неба заволокли тяжелые тучи. Неужели каких-то несколько часов назад вовсю светило солнце? Молодец я, что почистила яблоки в саду. Лео оставил свою газету на садовом столе, чтобы не унесло ветром, он положил на нее два яблочных огрызка. Я открыла холодильник, достала говяжье жаркое, которое приготовила вчера, — на сегодня вполне хватит. Я не перекладывала его из глиняного горшка, так что просто сняла крышку и сунула в духовку — после пирога я ее не выключила.
Пошел дождь, крупные капли застучали в стекло. «На прогулку сегодня не пойдем», — подумалось мне. Вчера мы тоже не ходили, хотя погода была хорошая. Я сказала Лео, что устала и хочу поберечь силы, потому что на завтра затеяла пироги. «Разрази тебя гром, Ширли, — заворчал он, — как будто в булочной нельзя купить пирог». Я возразила: что ты, это совсем не то, покупные пироги не сравнить с моими, домашними. И вот теперь они готовы, удались, а я почему-то совсем не рада. Ну да, что скрывать, единственный результат всех моих трудов — морозилка, год за годом наполняющаяся вкусной едой, которую некому есть! Вся эта возня с заморозкой, увы, дает пищу только моим собственным надеждам. А для себя только одно на свете я действительно хотела бы заморозить и хранить всю жизнь — моих детей. Разве не так?