— Что за кавалер?
— Да какой кавалер — так, коллега с работы. Но скандал знатный вышел!
— А насколько серьезно пострадала ваша племянница?
— Ну он, насколько я помню, глаз ей подбил, но и она в долгу не осталась… Думаете, это он Нику, да?
— Как мне найти этого Сергея? А еще, пожалуйста, назовите самых близких подруг Вероники и дайте их координаты, если есть.
— Ну, Аллочка, скажу я тебе, ты просто великолепна!
Этими словами Кириенко встретил Аллу, когда она переступила порог его кабинета.
— Спасибо, Андрон Петрович, — растеряно ответила Алла, — но с чего такие дифирамбы, позвольте поинтересоваться?
— Позволю, позволю, — усмехнулся генерал-майор. — Присаживайся! Я имел в виду то, как ты разобралась с Лосевым, узнаю руку мастера! Честно говоря, не ожидал…
— Да я ничего такого не сделала, — скромно потупилась она. — Просто попыталась войти в положение отца, потерявшего ребенка.
— Не прибедняйся, мы же здесь одни, зрителей нет! — усмехнулся генерал-майор. — Вот не предполагал я в тебе задатков дипломата, теперь буду обращаться в кризисных ситуациях!
— Ох, не надо, Андрон Петрович! — взмолилась Алла. — Давайте каждый будет заниматься своим делом!
— Да, но зарывать в землю такой талант…
Алла занервничала бы, если б за годы работы не изучила шефа вдоль и поперек, поэтому она понимала, что он просто-напросто развлекается, на самом деле не имея в виду того, о чем говорит.
— Есть что-то по маньяку? — спросил он, решив, что достаточно пощекотал ей нервы.
— Пока ничего конкретного, — вздохнула она. — Я ищу похожие случаи по городу и области, рассчитываю в ближайшее время получить результаты… Вернее, надеюсь, что их не будет!
— Тьфу-тьфу-тьфу! Так что, пока подозреваемых — ноль?
— Не совсем. Опера нарыли одного гражданина, у которого были, гм… разногласия с первой жертвой.
— Разногласия какого рода?
— Вроде бы он пытался за ней ухаживать и регулярно получал от ворот поворот. Кажется, они даже подрались, тетка жертвы готова подтвердить, и, думаю, другие свидетели тоже отыщутся.
— А данный гражданин имеет склонность к садизму? — поинтересовался Дед. — Насколько я понимаю, кожу с тел погибших вырезали еще при жизни?
— Шеин поехал за ним, как только этого Полетаева доставят в СК, я с ним поговорю.
— Отлично! И пусть на допросе поприсутствует Бахметьев, лады? Может, он своим опытным глазом заметит то, чего не увидишь ты?
— Я так и собиралась сделать, Андрон Петрович.
— Вот и ладушки… Иди, дорогуша, служи!
На кладбище было холодно. Мономаху нередко приходилось бывать в таких местах: умирали старые учителя, профессора из университета, родители друзей и даже сами друзья, несмотря на то что возраст для ухода, кажется, еще не подошел, и каждый раз, на каком бы кладбище он ни оказался, ощущал холод — в любое время года. Даже если светило солнце и термометр показывал тридцать градусов.
Мономах не верил в сверхъестественные силы, но с годами убедился, что там, то ли наверху, то ли внизу, все-таки что-то есть, и именно оно, это нечто, ведает погостами и создает на них определенную атмосферу, не позволяющую думать ни о чем, кроме того, что происходит возле ямы глубиной в два метра, и деревянного ящика рядом. Ну или урны.
Мономаха охватывала депрессия всякий раз, когда приходилось хоронить близких знакомых, но сегодня он не находил себе места ни физически, ни душевно: таких молодых, как Костя Теплов, он никак не рассчитывал провожать в последний путь!
На прощание в морг он не успел из-за срочной операции, но на кладбище поспел вовремя, хоть и явился последним. При его появлении лицо Маши, еще более бледное и осунувшееся, чем в их последнюю встречу, слегка просветлело. Ее бывший стоял рядом — слава богу, все-таки пришел проститься со старшим сыном! Мужчины лишь молча обменялись кивками, показывая, что заметили и узнали друг друга. Мономах видел все как в тумане: в фокусе его зрения постоянно была Маша — он как будто опасался, что, если хоть на миг потеряет ее из виду, она исчезнет, растворится в воздухе, как только гроб опустят в яму. Разумеется, этого не произошло, и через сорок минут на этом месте вырос небольшой холмик, на который водрузили портрет покойного, словно перечеркнутый траурной лентой, и цветы, которые предварительно вытащили из гроба работники кладбища. С фотографии на Мономаха смотрел серьезный молодой человек — да нет, еще совсем мальчишка. Он казался сосредоточенным и не улыбался в объектив — интересно, почему Маша выбрала именно этот снимок?