— Обычное дело! — скривился Мономах. — Медицинское сообщество весьма закрытое, и все там зависит от завотделениями и, конечно же, главврача: гибель сотрудника, да еще и при таких, гм… неоднозначных обстоятельствах, скорее всего, перепугала всех донельзя, и они боятся последствий.
— Каких, например?
— Уголовное расследование может повлечь за собой проверку от Комитета по здравоохранению, а это, в свою очередь, грозит создать проблемы для руководства клиники.
— Ну да, похоже на то, — задумчиво кивнула следователь. — Заведующая отделением очень суетилась… Кстати, она упомянула о том, что проводила служебное расследование.
— По поводу?
— По поводу хищения наркосодержащих препаратов. Вот список. — И Медведь вытащила из кармана сложенный вчетверо листок бумаги, протянув его собеседнику.
— Да, — закивал тот, быстро пробежав список глазами. — Все это наркотические препараты — по большей части обезболивающие.
— То есть они не продаются в аптеке?
— Нет, их можно получить только в больницах и хосписах. Но вы же понимаете, существует нелегальный оборот…
— Да-да, понимаю. Можете поподробнее объяснить, что тут что?
— Ну почти все они выпускаются в виде таблеток или капсул, а также растворов для инъекций: трамадол, морфин, промедол, пентазоцин… Кодеин здесь самый безобидный, раньше он входил в состав препаратов от кашля, но, само собой, все зависит от чистоты и дозы. Значит, эти медикаменты воровали в онкоцентре?
— Да.
— Я правильно понимаю, что найденный при Косте сульфат морфина, по мнению заведующей, сильно сужает круг подозреваемых?
— Она утверждает, что Теплов в последнее время изменился: стал нервным, раздражительным и выглядел так, словно очень мало спит. Она даже сокрушалась, что недосмотрела в силу большой занятости…
— То есть заведующая намекает на то, что Костя был наркоманом?
— Ну прямо она не сказала, но мне, во всяком случае, так показалось, да.
— И много препаратов пропало?
— Судя по всему, тащили их буквально в промышленных масштабах.
— И что, все — для собственного употребления? Смешно!
— А если Теплов приторговывал?
— Ни за что в это не поверю!
— Насколько близко вы с ним общались?
Мономах открыл было рот, чтобы возмутиться, но захлопнул его: действительно, что ему известно о жизни Костика? Машу он знает как облупленную, и если бы речь шла о ней, вот тут уж Мономах горой встал бы на ее защиту, но ее сын… Что, если она не подозревала, насколько все плохо?
— Я понимаю, о чем вы думаете, — продолжила Медведь, так как ее собеседник не отвечал. — Но тот факт, что Теплова, возможно, убили, не снимает с него подозрения в краже: может, с ним разобрались подельники? Возможно, они тоже работают в центре или, допустим, пришли туда под видом родственников пациентов или переодевшись в униформу персонала с целью избавиться от него?
— Почему?
— Это предстоит выяснить.
— Выходит, вы уже все решили? — нахмурился Мономах. — Костик — «толкач», бессовестно обкрадывавший тяжелобольных людей и водивший дружбу с уголовниками?!
— Не драматизируйте, Владимир Всеволодович, — поморщилась Валерия, — это лишь одна из рабочих версий. Связь Теплова с, как вы выразились, уголовниками еще нужно доказать, как и то, что кражи — его рук дело: одна упаковка препарата еще ничего не доказывает!
— Рад, что вы тоже так считаете!
— Я всего лишь пытаюсь быть объективной. У вас это вряд ли получится, ведь вы лично знали покойного и дружите с его матерью.
— Порой «объективность» следственных органов приводит не к выявлению настоящих преступников, а к задержанию, аресту или даже посадке невиновных, — парировал Мономах, — а «предвзятость» родственников и друзей зачастую помогает не причастным к преступлениям подозреваемым избежать несправедливых обвинений!
Медведь внимательно посмотрела на него, словно изучая. Взгляд ее лучистых серо-голубых глаз вдруг показался ему на удивление цепким и проницательным — ну прямо как у настоящего следака!
— Не зря Алла Гурьевна так вас ценит, — неожиданно проговорила она. — Вашим друзьям и знакомым повезло: вы будете до конца их защищать, не позволяя себе усомниться! Это здорово, если только вы не станете скрывать важную информацию от следствия — разумеется, из самых благих побуждений.
— Даже не сомневайтесь: если что-то станет мне известно, я тут же сообщу об этом Алле Гурьевне, — процедил Мономах.