Муджа хмыкнула. Её, куда более закалённую в словесных битвах, американец не испугал; напротив, он мог стать довольно колоритным персонажем очередного видео, так что почему бы и нет?
— А если не ответим, то что? — с вызовом промолвила она. — Ты поругаешься на нас на идеальном английском?
Фред с шумом втянул воздух.
— Ваше счастье, мисс, — начал он, нагнув голову, как боец, — что я воспитан в духе джентльменов и никогда не оскорблю леди. Но, памятуя славного Ретта Батлера {?}[персонаж романа Маргарет Митчелл «Унесенные ветром»], вы, моя дорогая, вовсе не леди. Так что вы сейчас же отключите свою вонючую камеру, соберёте вещички и скроетесь из этой школы навсегда, ясно? А со всеми, кто принял участие в этом фарсе, я ещё разберусь, и уверяю вас, ничтожества, что после того, как я с вами закончу, ад покажется вам раем.
Джану Маки покачала головой.
— Этот ролик увидит свет, — проговорила она, скрестив руки на груди. — Ученики Академи вправе знать, кто Инфо на самом деле.
Кенчо вдруг рассмеялся. Он откинул голову назад и захохотал так громко, что все присутствующие с изумлением воззрились на него. Даже Фред, растерявший часть запала, уставился на Кенчо, словно тот сошёл с ума.
— Славно, если вы так считаете, дорогая кимитуберша, — Кенчо отвесил комичный поклон. — Но только ваша психология, как и следовало ожидать, дала сбой: вы попали в тридцатипроцентную погрешность.
— Что ты имеешь в виду? — Муджа чуть наклонилась вперёд, не сводя с него взгляда.
— О, — Кенчо всплеснул руками. — Всё просто. Дело в том, дорогая ищейка, что Инфо-чан — это я.
И тут в переговорной воцарилась мёртвая тишина. Стало настолько безмолвно, что было слышно едва различимое мерное гудение одной из потолочных ламп.
Я поднял голову и посмотрел на неё, несмотря на то что свет слепил глаза.
— Ч-что? — с трудом выдавила Муджа. — Н-но… К-как?
— Я не стану ничего объяснять, — Кенчо сиятельно потряс пальцами, словно смахивал с них капли воды. — Но прошу вас не забывать, из какой семьи я вышел. Если захотите поссориться с нами — вперёд, продолжайте расследование, публикуйте это видео, и после этого, как сказал не являющийся мне другом, но всё же уважаемый мною Фред Джонс, ад покажется вам раем. Кстати, это относится ко всем, кто присутствует в этой комнате: если вы хоть с кем-нибудь обсудите то, что произошло здесь, я не просто добьюсь вашего исключения из школы, я ещё и позабочусь о том, чтобы вы нигде больше не нашли себе места. Ребятишки из кружка фотографии, Ивасаки и Роншаку — это относится к вам. Остальные, я думаю, в отличие от вас, обладают мозгами и понимают, что можно говорить, а что — нельзя. Что же касается вас, Джану Маки…
В одну секунду улыбку исчезла с лица Кенчо. Его тонкие черты затвердели, а глаза нехорошо засверкали.
— Вы покусились на моего брата — единственного из родственников, к которому я испытываю теплоту. Лучше вам бежать, при этом подальше, пока я не передумал и не отомстил вам за Масао.
И с этими словами он эффектно развернулся и вышел из переговорной.
Муджа, бледная, словно больная лихорадкой, в ужасе смотрела ему вслед. Я не видел выражений лиц всех остальных, потому что перед глазами вдруг заплясали чёрные точки, и я судорожно оперся на стол, чтобы не упасть.
— Всё в порядке, Масао? — пара сильных рук обвила меня за поясницу. — Думаю, тебе нужно выпить воды, но только не здесь.
— Согласен, — вторил Аято Куша. — Тут сам воздух отравлен подлостью. Давай отведём его в медкабинет: Секине-сенсей точно знает, что делать в таких ситуациях.
— Я помогу, — Фред успокоился, и из его голоса снова пропал акцент. — А потом разберусь с вами, негодяи!
Насколько я понял, последняя фраза была обращена к Бурейку и Норибуру. Я хотел было попросить Джонса не слишком строго их наказывать, но новый приступ дурноты заставил меня прикрыть глаза.
— Пойдёмте же, — спокойно произнёс Аято, увлекая меня в сторону двери. — Чем скорее мы попадём к Секине-сенсей, тем лучше.
Покорно подчинившись силе его рук, я поплёлся куда-то. Меня вели, но я почти не разбирал дороги, чувствуя, что ещё немного — и я свалюсь.
Наконец, спустя вечность, я опустился на мягкую поверхность. Я почти ничего не видел, но догадывался, что, скорее всего, это кровать в лазарете. До меня, как сквозь вату, доносились голоса: обеспокоенный — Фреда, более размеренный — Аято, успокаивающий — Секине-сенсей.
Кто-то сжал мне руку, и я, поморгав, посмотрел в сторону.
Чёрная пелена, застилавшая мне глаза, слегка развеялась, оставив после себя лишь сероватую кайму по углам зрения. Голова уже не так противно кружилась, однако меня тошнило и страшно хотелось прилечь.
Куша сидел рядом со мной, сжимая мне пальцы, и пристально смотрел мне в глаза.
— Ты как? — тихо спросил он. — Получше?
— Да, — вяло отозвался я. — Вроде бы.
Наш невесёлый разговор прервала Секине-сенсей: она подошла ко мне и не терпевшим возражений тоном профессиональной медсестры скомандовала: «Ложись».
Куша встал с кушетки, и я послушно растянулся на ней. Мои стопы коснулись спинки лазаретной кровати, и я чуть подвинулся повыше, чтобы устроиться поудобнее.
Секине-сенсей продолжала отдавать распоряжения, и почему-то это вселило в меня уверенность, что всё идёт так, как нужно. Сейчас она всё исправит, дайте ей только время.
Она велела мне снять пиджак и закатать рукав рубашки, что я проделал. Секине-сенсей сделала мне укол — скорее всего, тот самый витаминный, который колют всем, кто потерял сознание или просто чувствовал дурноту.
— Ему надо отдохнуть, — произнесла медсестра, поворачиваясь к моим друзьям. — Среди вас есть его одноклассники?
— Есть! — Фред Джонс резко подался вперёд. — Я схожу в аудиторию и объясню всё учителю, а потом вернусь сюда, чтобы посидеть с Масао.
— С ним не нужно сидеть, — Секине-сенсей помотала головой. — Вы тут ничем не поможете: паренек просто переутомился, что неудивительно, учитывая учебную программу Академи. Ему нужно полежать и отдохнуть; к следующему уроку станет свеженьким, как только что выловленный кальмар.
Это сравнение рассмешило меня, и я не смог сдержать фырканья. Секине-сенсей, повернувшись ко мне, бросила: «Вот видите, он уже идёт на поправку», а потом пошла в соседнее помещение, держа в руках использованный одноразовый шприц.
Куша присел на краешек кровати и потрепал меня по руке.
— Об учёбе даже не думай, понял? — тихо вымолвил он. — Отдыхай столько, сколько нужно: преподавателю мы всё объясним.
— Подожди… — я протянул руку, которая почему-то мгновенно налилась свинцом. — А что насчёт…
— Об этом тоже не волнуйся, — Аято присел на корточки, и его красивое лицо оказалось близко-близко от моего. — Проблема решена. А ты отдыхай, хорошо?
Я кивнул, чувствуя, как постепенно проваливаюсь в сон: видимо, нервное напряжение сказывалось, и моё сознание автоматически отключалось, чтобы позволить усталому мозгу взять перерыв. До моего слуха донёсся едва слышный щелчок закрывающейся створки, а потом я провалился в тяжёлый сон.
***
Поляна с мягкой зелёной травкой и яркими цветами была залита солнцем. Небо того самого чистейшего лазурного оттенка, который бывает только в июне, нежно касалось холмов, а лёгкий ветерок разносил сказочные ароматы.
Мы сидели на холме, отставив руки чуть назад и глядя наверх — туда, где завораживающе проплывали облака. Трава ласкала наши пальцы, а солнце невесомо касалось лучами лиц.
Я повернул голову. Рядом со мной расположился… Кто?
Не вполне понятно.
Это была эфемерная фигура, от которой исходил слепящий свет. Она напоминала лицо ангела на одной из фресок в церкви, куда я когда-то зашёл.
А зачем я туда заходил? Я ведь не принадлежал ни к какой религии…
Ах, верно. В детстве мама повела меня туда. Ничего не объяснив — она никогда это не делала. Просто взяла меня за руку, и мы куда-то поехали на автобусе, где рядом с нами сидела женщина с корзинкой, в которой были какие-то травы. Оттуда очень приятно пахло, но я не осмеливался нагнуться поближе или спросить у женщины, что это за растения. Так и продолжал сидеть у мамы на коленях ровно.