Я вздохнул: «Очень жаль!» и потянулся свободной рукой за очередным куском сырной пиццы.
— Вовсе не жаль, — Фред всё ещё сжимал мои пальцы в своих. — Надо избавляться от мусора в своей жизни, Масао, пусть порой это сделать очень сложно. Я не из тех, кто таит обиды, но подобного не смогу простить никогда.
— Аминь, — кисло пробормотал Куша, вытирая лицо салфеткой. — Что ж, всё закончилось, и это само по себе хорошо. Инфо-чан уже давно пора было на покой, и теперь она там и находится — к моей личной вящей радости.
Фред сузил глаза, кинув искоса взгляд на Аято, а потом осторожно спросил:
— Это правда, Масао? Инфо-чан больше нет?
Вместо меня ответил Айши, тщательно вытиравший жирные от масла пальцы салфеткой.
— Думаю, больше эта одиозная дама не потревожит покой Академи, — сказал он, ни на кого не глядя. — Инфо-чан действительно больше нет.
Я склонил голову, прекрасно понимая, что это означало.
Инфо-чан официально умрёт, фактически же — будет продолжать жить, ведь она выгодна Аято. А последнему я теперь был обязан вдвойне, так что буду продолжать быть его теневым рыцарем, если ему это понадобится.
— Вот и славно, — Фред, наконец, отпустил мою руку и повернулся к Айши. — А как ты уговорил Кенчо взять вину на себя?
— Очень просто, — Аято улыбнулся; его чёрные глаза таинственно сверкнули. — Надавил на его семейные чувства.
Айши перевёл взгляд на меня и склонил голову.
— Там, в переговорной, Кенчо сказал чистую правду, — промолвил он. — За исключением того, что является Инфо-чан, конечно.
Я почувствовал, что неизбежно краснею, и резко опустил голову. В носу неприятно защипало, и на глазах выступила влага. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с собой.
Ведь я очень хорошо помнил, что именно сказал там Кенчо.
Мой младший брат Кенчо.
***
Последующие дни прошли на удивление спокойно. Муджа Кина испарилась из Академи без следа, и уже на следующий день о ней никто не вспомнил.
Бурейку и Норибуру вышли из состава кружка фотографии; как они сами утверждали — по их собственной инициативе. Дескать, они хотели попробовать что-то новое, развиваться, исследовать другие хобби. Фред не возражал и не поправлял их, но и не вступал ни в какие разговоры, держа своё слово.
Ивасаки Юми в воскресенье вечером пришла ко мне и искренне попросила прощения. Я с готовностью простил её и с улыбкой попросил больше никуда меня не заманивать, особенно на казнь. Она просияла и быстро закивала, отчего волосы, забранные в высокий хвост, запрыгали у неё на плечах.
Роншаку Мусуме тоже извинилась — в своей манере. В понедельник, на одной из перемен, она приблизилась к моей парте и протянула мне апельсиновую карамельку со словами: «Вообще я думаю, что ты классный». Я взял конфетку и с улыбкой поблагодарил её, уверив, что всё в порядке. Красотка, сверкнув зубками, сложила ладони у груди и направилась к своей парте.
Так и были разрешены эти конфликты.
Ямада Таро, сидя с нами за столом за обедом, стал всё чаще обращаться ко мне, будто мы дружили, и это ставило в тупик. С другой стороны, он был довольно приятным человеком, так что почему бы и нет?
Пролетела почти неделя — шесть дней, свободных от Инфо-чан и прочих интриг. Наконец-то я был просто Сато Масао — одним из лучших учеников старшей школы Академи, членом школьного совета, по воскресеньям работавшего в лаборатории по ремонту тонкой техники и электроники в местном торговом центре, а ещё потихоньку щипавшем незаконные банковские счета воротил на Каймановых островах.
Двадцать третье января, среда. Именно сегодня я должен был после уроков направиться к Сайко Камие на празднование дня рождения.
Весь день я провёл как на иголках, жутко нервничая. Подарок для Камие — настольное бюро для бумаг и канцтоваров — я принёс в кабинет школьного совета и потом весь день мучился по поводу того, что сам же решил никак его не запаковывать.
Я боялся, что произведу плохое впечатление, ибо наверняка многие будут смотреть на меня, задаваясь вопросом, что я делаю на подобном светском празднике.
Куша, которого не пригласили (и который по этому поводу совершенно не расстроился), пребывал в расслабленном состоянии и то и дело отпускал шутки. Фред Джонс, вошедший в список гостей благодаря родителям — американским дипломатам, — тоже был странно спокоен.
А вот Ямада Таро нервничал: он сам мне в этом признался.
Его мать происходила из старинного благородного рода Адзакава — этот факт он повторил несколько раз, объясняя, почему его пригласили на день рождения одной из членов самой могущественной семьи мира.
За обедом мы сидели за столом, и Таро, примостившийся рядом со мной, тихо говорил мне на ухо о том, как он волновался.
Фред и Аято, сидевшие напротив, сверлили нас взглядами; каждый — по своей причине. Американец то и дело обращался ко мне, обсуждая со мной дела несколько поредевшего клуба фотографии: он хотел провести внеочередную агитацию-набор для новых участников. Обычно такие мероприятия проводились в начале учебного года и после летних каникул, о чём я и проинформировал Джонса, но тот не отставал.
Каждый раз, когда Фред обращался ко мне, Таро тактично отклонялся от моего уха, и вскоре я понял: это и было целью американца. После обеда он, проводив меня до парты, так и сказал:
— Этот амёбообразный Ямада оккупировал тебя, как союзные войска Японию. С каких пор вы так сдружились?
— Он тоже идёт на праздник к Сайко Камие, — объяснил я, выравнивая пенал по краям своей парты. — Просто хотел обсудить со мной, как пройдёт торжество, ведь мне уже случалось бывать в усадьбе.
— Не тебе одному, — Джонс присел на корточки и снял у меня с колена невидимую пылинку. — Я тоже не раз посещал дом Сайко, как и Масута. Но он решил приклеиться именно к тебе, словно пиявка.
— Говори чуть потише, — я нервно повернулся, чтобы проверить, слушал ли нас Ямада.
К счастью, он стоял у шкафчиков, расположенных в самом конце классной комнаты, и доставал оттуда свои учебники.
— Можешь не волноваться, Масао, — Джонс сжал длинными пальцами моё колено. — Я всегда весьма осторожен с чувствами других. Но одного не могу понять: серьёзно, когда вы с Ямада так поладили?
Куша, пристроившийся через проход, громко застонал и уронил голову на страницы учебника, лежавшего перед ним.
— Да отстань уже! — пробубнил он. — Поладили и поладили; в чём твоя-то проблема?
Фред просиял и, посмотрев на меня своими ясными голубыми глазами, вдруг тихо промолвил:
— Ты прав, милый сумасшедший учёный. Ямада вряд ли претендует на Масао в том же смысле, что и я.
Я вспыхнул и, нервно задвинув ноги под парту, начал копаться в сумке, делая вид, что страшно занят. Джонс, мягко убрав руку с моего колена, медленно встал и, потрепав меня по плечу, направился к своей парте.
Я не стал смотреть ему вслед, продолжая возиться. Мои щёки горели огнём, и я мог только представить, насколько багровым было моё лицо.
Куша, противно захихикав, наклонился через проход и тронул меня по руке. Я посмотрел на него, и он, издевательски улыбнувшись, показал пальцами сердечки — так, как было модно делать в Корее. Я перекривился.
Нашу пантомиму, к счастью, прервала учительница, вошедшая в аудиторию, и мы настроились на урок.
А после занятий те, кого пригласили на торжество, поспешили к воротам, где нас уже ждали автомобили.
Приехали родители Фреда — оба высокие, белокурые, голубоглазые. Джонсу пришлось сесть к ним в машину, но по пути он снова подмигнул мне. Я глубоко вздохнул и попытался перехватить бюро половчее. У меня, как оказалось, был самый массивный подарок, но тактичный шофёр семейства Сайко это учёл: он обернул бюро пупырчатой плёнкой, которую захватил с собой, и заверил меня, что во время путешествия подарок не пострадает.